Он сказал Ольге, что уезжает на день. Может быть, на два. Заказал машину на шесть часов. Легче ехать, когда спадет жара.
– Взяли бы с собой Павлика, – сказала Ольга. – Мается он…
– Ничего, – сказал Сергей. – Пусть мается. Тем более он не имеет права никуда уезжать.
Забазлаев дал подписку о невыезде. Ему предстоял суд. Принудительные работы или даже лишение свободы.
Сергей не жалел его. Нельзя жалеть одновременно Рябинина и Забазлаева.
Кажется, жизнь взялась наконец за Павлика. Начала его учить. Но не слишком ли тяжел урок для первого раза? И почему Рябинин своей гибелью должен платить за то, чтобы жизнь дала этот урок?..
– Позвони Стаху, – сказал Сергей. – Пусть приходит пораньше. Пообедаем вместе.
– Давно ты не был у нас, – сказал он, впуская Угарова в дверь. Стах вошел и остановился словно в неуверенности. Огляделся по сторонам. Глаза его словно искали что-то и не находили.
– Везучий ты, – сказала Ольга. – Я, признаться, в ту ночь думала: не поест он больше моего борща…
– Да, второй раз тебя судьба милует, – сказал Сергей. – В саперных войсках и теперь. Для чего-то еще ты ей нужен.
– Для третьего раза, – усмехнулся Стах.
На тумбочке в коридоре стоял телефон. Как он резко звонил в ту ночь! Не все ночные звонки приносят беду. С ночным телефонным звонком может прийти счастье…
На полу, под вешалкой, стояли босоножки странного фасона. Они были на ней тогда, в балке.
– Томка забыла, – сказала Ольга, проследив его взгляд. – Придется высылать почтой.
– Значит, приедет еще, – сказал Сергей. – Говорят, где забыл что-нибудь, туда вернешься.
…Это было там, в медпункте. «Ну вот, – сказала она. – Мне надо ехать, а я не могу. Не могу уехать от тебя. Нет у меня сил. Скажи, я должна ехать? Должна?» Она смотрела на него почти со страхом. И он вдруг понял: она останется. Стоит только ему сказать: «Оставайся».
Она решилась. Она останется.
Ему тоже стало страшно, как не было никогда. Даже тогда, под землей, когда тяжесть навалилась и казалось – всё, кончено.
Он закрыл глаза и долго молчал. А может быть, он молчал секунду. Она ждала. И он сказал: «Поезжай».
Почему он сказал так? Почему? Потому что, думал он потом, любовь нельзя выпросить, вымолить. Она приходит и уходит сама. И она не спрашивает, остаться или уйти…
«Я вернусь, – сказала она и заплакала. – Я знаю, ты устал ждать. Но подожди еще немного. Совсем немного. Какая была страшная ночь! Но теперь все решено. Слышишь? Мы будем вместе. Мы должны быть вместе.
Может быть, мы все равно не будем счастливы. Но лучше я буду несчастна с тобой, чем без тебя…»
За окном просигналила машина. У подъезда стояла «шкода», и шофер сигналил, стоя снаружи и нажимая кнопку сирены. Шофер был новый, с забавной фамилией – Богиня. И Бородину нравилось называть его по фамилии.
– Поехали, – сказал он. – Богиня нам сигналит…
Зной начал спадать, но в машине, нагретой солнцем, было душно. Однако стоило им выехать в степь, как в открытые окна повеял ветерок, и дышать стало легче. Осталась позади шахта и, чуть погодя, обогатительная фабрика, поднявшая высоко в небо свою трубу. От шахты к фабрике, вдоль дороги, тянулись трубы пульповода. Потом все это скрылось из глаз. Золотая вечереющая степь лежала вокруг, омывая острова поселков и шахт.
Интересно посмотреть, думал Бородин. Если удастся применить его в гидромеханизации, это же будет переворот! Отбойка сверху. Быстрота. Безопасность. Полторы тысячи тонн в месяц из одного забоя. Это как пить дать!
Она сказала: «Я вернусь», – думал Угаров. Ей хотелось, чтоб я не терял надежды. Но надежда такая вещь, что ее нелегко потерять, даже если хотел бы. Она сама цепляется за душу. Как репей. Попробуй отдери! Легче отдать богу душу, чем перестать верить в это проклятое «когда-нибудь»…
Часа за четыре будем там, думал Богиня. Это точно. Хорошая машина. Можно бы скорость прибавить. А если на дорожную инспекцию нарвемся? Это будет скверный анекдот…