Потерь от голода в южных губерниях Украины можно было бы избежать за счет перераспределения хлеба, произведенного в левобережных и правобережных губерниях. Но Совнарком во главе с Лениным разработал собственную систему приоритетов. Хлеб распределялся в такой последовательности: Красная армия, столицы и рабочие промышленных городов.
В инструкции Вознесенского уездного особого продовольственного комитета Одесской губернии предписывалось:
«Взять в каждой волости от 15 до 25 заложников из кулацкого и середняцкого населения. В случае, если какое-либо село отказывается дать подписку о круговой ответственности или же, дав подписку о выполнении продналога в 48-часовой срок, по истечению времени продналог будет не выполнен, такие села будут объявлены врагами Советской власти. Половина заложников будет судима, вплоть до применения высшей меры наказания — расстрела, после чего будет взята новая группа.
Все наличие зерно-хлеба и зерно-фуража, не придерживаясь цифр причитающегося продналога, в хозяйствах, на коих будет распространена коллективная ответственность, будет конфисковано».
Как видим, заготовители проявляли изобретательность, чтобы извлечь остатки хлеба из крестьянских хозяйств в пораженных голодом губерниях.
И это только ничтожная часть от огромного объема беспристрастных архивных документов того жуткого голодного и холодного времени. К 1923 году крестьяне Поволжья справились с бедой — поля дали хороший урожай. О страшных событиях 1921 года напоминали лишь экспонаты «Музея истории голода», который работал в Самаре до 1925 года. Потом, в 30-е годы, когда в стране «жить стало лучше, жить стало веселей», не только музей закрыли, но и все материалы о голоде стали недоступные как для широкой публики, так и историков-исследователей. Их изымали из краеведческих музеев, а материалы о голоде запрещали публиковать. Рассекретили эти документы только в постсоветское время — в 90-е годы прошлого века.
А потом разразился не менее страшный голод на Украине и снова в России 1932–1933 годов. Голод не выбирал народы. Геноцида не было. Голодание этих лет — это трагедия советской деревни, созданная из-за непродуманности и преступной спешки высокого партийного и советского чиновничества при колхозном строительстве.
Перспектива — маршал или генсек
…Военное искусство по необходимости всегда было искусством передовым, всегда опиралось на последние достижения науки и техники и предъявляло к своим специалистам довольно высокие требования.
Из дневника Николая Петровича Горшенина:
«…Вымотанный участием в революционном подполье, царскими казематами и тяжелейшими годами Гражданской войны, организм М. В. Фрунзе работал на пределе физических возможностей. Хотя внешне это был вполне здоровый мужик. Но только он знал, как ему было порой тяжело. Но он имел стальной внутренний стержень — никогда не жаловался ни близким, ни соратникам на свое здоровье. Вместе с тем, создавалось предположение, что быстро растущий его авторитет не давал покоя двум антиподам — Троцкому и Сталину. Они завидовали ему из-за того, что он был на примете у Ленина, видевшего его на посту наркома обороны Советской Республики или даже преемника вождя мирового пролетариата. Когда возникло обострение, а вернее появились симптомы воспаления аппендикса, Сталин неожиданно стал вмешиваться в его судьбу. Именно он настоял сделать ему операцию, которая не предвещала особых осложнений.
Но получилось все так, чего боялись родственники — трагедия не заставила себя ждать. Фрунзе скончался. По одной из версий, бытовавших в ту пору, полководцу помогли уйти в бессмертие…»
Так уж случилось в России, что годы Октябрьской Революции и Гражданской войны вознесли на гребень военачальников новой волны. Многие и не думали связывать свою жизнь с армией, не заканчивали пажеских корпусов и военных академий, но оказались крайне востребованы на фронтах. Это они громили своих оппонентов, напичканных военной теорией под завязку. Одним из таких самородков был Михаил Васильевич Фрунзе — победитель Колчака и Врангеля, нарком по военным и морским делам. И все же, при всем своем авторитете, завоеванном победами и достижениями в военном и государственном строительстве, он так и не смог стать по-настоящему своим для новой партийной элиты, пришедшей к власти после смерти Ленина.