В докладе командира 85-й бригады войск внутренней службы Н. Н. Рахманова отмечалось:
«В Омутинском районе повстанцы подвешивали взрослых и детей, у беременных женщин разрезали животы, и все это затем, чтобы в корне истребить семя коммуны».
В другом документе, адресованному помглавкому по Сибири, сообщалось:
«200 трупов крестьян были найдены в селе Ильинском… которые там валялись повсюду… в искалеченном виде, причем было видно, что погибшие были даже не расстреляны, а убиты палками и вилами, и среди них даже были мальчики и девочки до 15-летнего возраста».
Секретарю Ильинского волостного комитета РКП(б) П. Я. Курбатову выкололи глаза, сломали кости рук и ног, разрубили топором голову, а потом исковерканное тело коммунара бросили в яму у кирпичного завода. Но он все-таки выжил… Два года он пролежал в госпитале, откуда вышел инвалидом на костылях.
По воспоминаниям брата Курбатова:
«9 февраля 1921 года в Ильинском… поп Увар кропил святой водой повстанцев на святое дело — на убийство. Районная милиция с десятком винтовок, конечно, не могла оказать сопротивление повстанцам. И последние начали уничтожать коммунистов и членов их семей, включая младенцев…
Имущество семьи было разграблено полностью, отец и мать были арестованы и брошены в каменный дом на площади в Ильинке под замок. Воды и пищи не давалось, при низкой температуре без тепла и света, за железными дверями и под охраной бандитов. Был организован штаб по разбору дел коммунистов. Начальник штаба Сытов. Решение штаба: убить немедленно. За порогом приводилось в исполнение тычками. Были зверски убиты 105 человек в Ильинке. Трупы несколько дней валялись на улице и позднее сброшены в яму у кирпичных сараев.
В Ильинке ни один повстанец не пострадал от коммунистов — брат приказал все винтовки оставить в помещении милиции, а самим разойтись по домам. Лозунгом повстанцев было: не оставлять хвостов. Если отец, сын или брат находились на советской или военной службе в Красной армии, все его родственники уничтожались. Арестованных освободили войска из сформированных отрядов коммунистов».
Как не вспомнить о пушкинском бунте кровавом и беспощадном. Страшно, когда в нем участвуют соплеменники. Тогда даже кровное родство у христиан-славян отбрасывается напрочь. Да разве только у славян? Этими социально-политическими пандемиями поражаются и страдают и другие этносы со своими вероучениями. Часто политические «…измы» тому виной.
В основном существовало три причины ненависти повстанцев к чиновникам новой власти. Во-первых, земля в Сибири, как и во всей России, находилась в общинном пользовании. Только община могла распоряжаться ею, только она могла решать, кому и где выделять наделы. Нарушив вековые устои, отняв, по сути, плодороднейшие земли и лучшие сенокосы у своих односельчан и соседей, коммунары не могли не вызвать неприязни и недовольства ими.
Во-вторых, на коммунистов не распространялось положение о продразверстке, хозяйства остальных крестьян натуральные налоги фактически общипывали до крайности, чем обрекли на голод тысячи семей.
В-третьих, большевики отреклись от веры, которая крепка была в сибирских деревнях и других селениях.
Учительница-коммунарка Лидия Томащук, чудом уцелевшая в те дни, вспоминала:
«В селе творилось что-то невероятное. Со все сторон неслись вопли, стоны, рыдания, ругань. На снегу уже валялись мертвые и раненные. Окровавленных людей куда-то тащили, издевались над ними…»
Судьбу коммунаров повстанцы решали три дня. Их вызывали на допросы, избивали, издевались. Изнасиловали и убили несколько женщин. Марию Заполеву, коммунарку, вышедшую замуж без венчания и родительского благословения, заколол вилами родной отец, не простивший дочери своего позора.
Вчерашние мирные крестьяне, ограбленные, униженные, обозленные, сегодня стали кровавыми палачами. Все то зло, которое принесла с собой Советская власть, для них воплотилось в коммунарах и коммунистах. Уничтожить их — означало уничтожить новую власть Советов, вернуться к прежней спокойной, сытой жизни. Они мстили за свой своими разворошенный муравейник. Ничего другого они не хотели.
Мстили с дикой жестокостью. Приговоренных поднимали на пики или тычки — деревянные шесты с привязанными к ним зубьями от бороны.
На площади села Дубынка под торжественный благовест церковного колокола погибали в том числе безвинные люди. Жертв русской смуты сжигали на кострищах. Сжигали соседи и даже родственники коммунаров. Сегодня мы понимаем, что та расправа была лишь жестом отчаяния обманутых и ограбленных сибирских крестьян. Они все — жертвы: и те, кто был убит, и те, кто убивал.