Маркус зашипел от боли.
– Тебе стоит поберечь себя, – покачал головой старик.
– Папа мне говорил, что зло сразу надо ставить на место. – Маркус вцепился в жесткую ткань кушетки, стараясь правильно выговаривать каждое слово. – Иначе оно разрастется, и тогда победить его будет сложно.
– Мудрый у тебя был отец! – Врач поднял брови. – Иди пока в свою комнату. Я Лидии скажу, чтобы тебя несколько дней не трогали.
Маркус вышел за дверь и тут же столкнулся с Андреем Бенешем. Выглядел тот неважно: один глаз заплыл, забинтованная левая рука висела на груди.
– Давай держаться друг друга, – протянул он вперед открытую ладонь.
– Как Риф и Нис? – с трудом выговорил Маркус.
– Да, – улыбнулся Андрей, – как они!
Глава 4
Ветер разогнал тучи. Марк поднял голову, вглядываясь в ярко-синее небо – чистое, без единой темной крапинки. Полуденное солнце белым размытым пятном висело в зените. В сухом прохладном воздухе отчетливо пахло ржавчиной. Такая погода бывает перед заморозками, а ведь еще даже не середина осени. Марк поправил на плече рюкзак, запахнул полы плаща и полез в заросли борщевика. Ядовитые листья уже потеряли силу, но поберечься стоит. С первыми холодами сорняк прижмется к земле, и дорога к дому Елены Эдгард станет еще короче.
Марк спустился по влажному откосу оврага, перескочил через вонючий ручей и выбрался на пустырь. В центре поросшей осокой площади серой грудой торчали руины трехэтажного здания: растрескавшиеся округлые стены с высокими узкими окнами и десятиметровая башня с разрушенным куполом. Планетарий закрыли еще до войны, война же его доконала.
Раз в год интернатских привозили сюда на экскурсию. В главном зале мощный проектор высвечивал на потолке звездное небо. Марк любил откинуть спинку кресла и смотреть, как крутятся и роятся тысячи звезд – приближаются, превращаясь в огненные шары, и исчезают из вида. Катехизис не дает ответа, в какие миры Коммутатор отправляет человеческие искры после смерти. Может, и на другие планеты. Это бы объяснило тягу Марка к космическим далям.
Под ногами зашуршал гравий. Марк остановился у рваного разлома в стене, снял с плеча рюкзак, вытащил из него и покачал на руке пухлый газетный сверток – пять банок тушенки и две пары шерстяных носков. Марк положил пакет на камень и пошел на другой конец пустыря. У кустов оглянулся и заметил, как из разлома выскочил подросток в мешковатой куртке и черной шапке на голове. Он схватил подарок и кинулся обратно в развалины.
Марк, шурша листвой, прошел через пожелтевший парк, отделявший пустырь от спального района, и выбрался к трехэтажке Елены Эдгард. При ясной погоде дом уже не выглядел безнадежно унылым. Крыша блестела жестяными листами, побелку на стенах недавно подновляли. Пахло дымом костра: дворник сжигал опавшие тополиные листья.
Метрах в ста от дома, в покосившейся деревянной беседке, четверо алкоголиков пересчитывали остатки наличности. Сгрудившись вокруг вздувшегося от влаги стола, они перебирали разбросанные на почерневшей столешнице мятые банкноты и мелочь.
– Раньше на эти деньги можно было неделю жить! – выговаривал остальным старший из них – старик лет за шестьдесят, с одутловатым синюшным лицом. – Студентами мы на стипендию по ресторанам ходили. А сейчас что? – Подбородок «пахана» мелко трясся, старик дрожащими руками пытался расправить купюры. – Ищите лучше!
Собутыльники сокрушенно вздохнули и принялись шарить по карманам. Двое из них, еще крепкие мужики с красными носами и многодневной щетиной, носили одинаковую серую робу. У одного лысина по кругу разъела макушку, волосы другого торчали жестким седым ежиком. Оба они вполне могли работать грузчиками в местном гастрономе или разнорабочими на каком-нибудь складе. Самый младший из алкоголиков, по виду ровесник Марка, сидел сгорбившись, глядя вокруг пустым блуждающим взглядом. Марк встречал таких – переживших войну, но потерянных в жизни – ни профессии, ни семьи, ни дома. У каждого из этих четверых за плечами своя история о потерях, боли, неверном выборе и неспособности изменить жизнь к лучшему.
Марк подошел к беседке.
– Скучаем, бойцы? – скорчил он дружелюбную мину.
– А ты что за хрен? – просипел старик.
Он впялился в Марка покрасневшими, в змеистых прожилках, глазами. На его лбу собралась гармошка из глубоких морщин.
– Есть кому в магазин сбегать? – Марк вытащил из кармана новенький червонец с профилем Виктора Курца в овальной рамке.
– О! – алкоголики заулыбались. – Сразу видно: свой человек! – Плешивый грузчик осклабился щербатым ртом.