Даг с грохотом кладет трубку на место.
Он сидит на краешке кровати, держа телефон на коленях. Его трясет. Его и вправду знобит. Ему холодно. Он вновь и вновь проигрывает в голове последний разговор. Вспоминает, как дядя кричал: «Хочешь с ним поговорить? Да? Хочешь с ним поговорить?».
Действуя исключительно интуитивно, он поднимает телефон, придерживает трубку рукой, чтобы та не упала, и переворачивает аппарат вверх ногами. Черное металлическое донце с перфорацией, четыре толстые резиновые шайбы-ножки, наклейки с какими-то номерами, круглая ручка регулировки громкости звонка, несколько болтиков, держащих дно на месте. Даже прежде, чем Даг их увидел, он их почувствовал кончиком пальца — несколько шероховатых пятен на гладкой металлической поверхности. Даг подносит телефон ближе к свету и видит, что это такое: засохшая кровь. Он скребет пятно ногтем, чтобы убедиться наверняка. Да, это кровь. Она была здесь всегда, переезжала вместе с ним из квартиры в квартиру, всегда находилась с ним рядом, когда он спал. Даг соскребает еще немного засохшей крови. Его руки покрываются бурыми крапинками, кончик пальца слегка кровоточит.
Это кровь его мамы. Это кровь его мамы, и Даг держит в руках орудие убийства.
Он роняет телефон на кровать, идет в кухню и зажигает свет. Хватает счет за телефон и внимательно его изучает, ищет адрес компании. Адрес напечатан в самом низу на обороте — таким мелким шрифтом, что даже не сразу понятно, на каком языке. Даг выдвигает ящик кухонного стола и берет лупу, которую ему подарила мама, когда он был маленьким. Ручка из слоновой кости вырезана вручную, рамка из чистого серебра. Когда-то эта вещь принадлежала прадеду Дага, маминому деду. Отдавая лупу Дагу, мама заставила его пообещать, что он будет обращаться с ней аккуратно. Теперь Дагу стыдно, что он хранит мамин подарок не на каминной полке и в шкатулке обернутым в бархат, а в кухонном ящике вместе со спичками, старыми удостоверениями, осиротевшими ключами, одиноким мячом для гольфа и никудышными часами, сломавшимися сто лет назад.
Он подносит стекло к тексту, поднимает ближе к глазам, перемещает его вверх-вниз, пока слова не становятся читабельными. Адрес, где принимают претензии абонентов, напечатан микроскопическим шрифтом. Это местная компания, их офис располагается в центре, в здании, которое Даг хорошо знает: офисный центр «Бельведер».
Даг выходит из дома, сжимая в кулаке счет за телефон. Он никогда не был в центре так поздно ночью, когда все бары уже закрыты. Все светофоры мигают желтым. Но вот что странно: для этого времени суток на улицах на удивление много машин, припаркованных у тротуаров. Даг ставит машину на первое же свободное место, хотя до «Бельведера» остается еще несколько кварталов.
Даг жил с дядей Бобом, пока не окончил школу и не уехал поступать в колледж. За два года, прошедших после убийства мамы, дядя Боб заботился о Даге на удивление хорошо. На самом деле после маминой смерти дядя был к нему добрее, чем когда мама была жива. Не то чтобы Боб издевался над Дагом раньше, и Даг ни разу не видел, чтобы дядя делал что-то плохое маме. Просто когда он к ним приходил, Даг всегда ощущал изменение в атмосфере, как это бывает в дождливый день, когда тучи расходятся и становится как-то пугающе тихо и солнечно перед торнадо. Что-то смутное, неуловимое. Но после маминой смерти все прекратилось. Однажды вечером — Дагу было девятнадцать, и он приехал домой на рождественские каникулы — он поднялся наверх, чтобы спросить у дяди, что тот хочет на ужин. Он вошел в дядину спальню — в мамину спальню — и увидел, что дядя неподвижно лежит на кровати. Лежит на спине, укрытый по самую шею белой простыней, и его кожа уже стала серой, как небо Среднего Запада в конце ноября. Даг рванулся звонить в службу спасения, но у телефона помедлил. «Слишком поздно, — подумал он. — Его уже не спасти». Он присел на краешек дядиной кровати, и долго сидел рядом с мертвым человеком, и только потом позвонил.
Сегодня ночью на улице холодно, Даг весь дрожит. Эта дрожь не унять усилием воли, это реакция нервной системы. Даг еще крепче сжимает в кулаке счет, чтобы тот не выпал из трясущейся руки.
Даг поворачивает за угол и выходит на площадь, где стоит высоченный «Бельведер», словно солдат среди коленопреклоненных пленных. Даг направляется к входу и только потом понимает, что на площади перед зданием — с ее аккуратно постриженными деревцами и недавно покрашенными урнами — собралась небольшая толпа. Даг узнает Мэри Бимис, чья дочь однажды зимой не вернулась из школы и с тех пор ее больше никто не видел. Он видит мистера Саймона, чей отец, страдавший болезнью Альцгеймера, ушел из дома в один холодный, студеный вечер — и пропал навсегда. Он видит близнецов Гарсия, чьи родители погибли в автомобильной аварии, причем виновника так и не нашли. Здесь на площади собрались городские скорбящие, потерявшие самых дорогих людей, и все они смотрят на «Бельведер» и что-то шепчут, как будто молятся у храма своих собственных потерянных душ.