— Неужели помнишь?
— Память в отличии от моих конечностей меня ещё не подводила. Всё впереди. Конечно, стихи о любви. Хотя, честно тебе скажу, мне хотелось и о дружбе написать. Не получалось.
— Постель? На втором курсе института? А я-то, дурак наивный, верил в девичью чистоту!
Игорь Иванович упёрся ладонями в колени, помедлил и встал с дивана. Прошёлся по комнате. Она следила за ним.
— Ты ещё способен меня ревновать? — произнесла Ольга Сергеевна удивлённо.
— Я способен, — послушно кивнул он, и вместо того, чтобы поскорей закончить разговор, взял нарочито бойкий тон. — Все знают — на первых курсах института ты любила Сиволапого! Но чтобы «поправлю твою постель», то есть его постель… Он сделал выразительную паузу и снова открыл рот, надеясь покрепче отшутиться, но она не дала ему говорить:
Помнишь? Мы с тобой вместе читали Тютчева… Игорь, я хочу увидеть свадьбу сына и умереть. Молчи! Ничего странного в этом нет. Это самая обыкновенная жизнь. И самая обыкновенная смерть…
«Она говорит о смерти… — думал Игорь Иванович, — и уже не боится этого. Для неё страшнее — быть ненужной…»
— Игорь, я хочу порыться в справочниках… Я порой мешаю тебе работать, я знаю. И потому решила заняться делом. Ты слышишь? …Я пишу для тебя. Потому что хочу быть интересной и полезной…пока могу. Пожалуйста, отвези меня в кабинет…
Игорь Иванович плохо понял, сказанное женой, но поспешно кивнул и покорно двинул коляску к двери кабинета.
— Когда ты будешь отдыхать от своей статьи, я стану рассказывать тебе…знаешь о чём? — Ольга Сергеевна смотрела на него в упор, словно пыталась прочесть тайные мысли.
Он не поддержал предложенную игру, опустил глаза.
— Помнишь, мы с тобой любили романс «Хризантемы»? И ты говорил, что автор практически неизвестен. А ведь он — гениальный композитор! Помнишь? Так вот я нашла сведения о нём! Может быть, и Славику это будет интересно… А то он запомнит мать, как существо болезное и ни к чему не годное.
— Оля, прекрати! Прекрати ёрничать, наконец! Славку пожалей!
«Зачем она опять говорит о своей ненужности? — думал Игорь Иванович, лёжа на жёстком диване, что стоял в углу его кабинета, теперь он часто оставался здесь на ночь, а супружеская спальня стала комнатой жены. — Разве можно вот так просто…вслух произносить… Неужели она думает, что у меня нет сердца, и оно не сжимается от её слов. И что ответить ей? … язык деревенеет — слова фальшивые получаются …Как же я устал!»
Заснуть не удавалось, и когда в передней стукнула дверь, Игорь Иванович обрадовался приходу сына. Жмурясь от света, в тапках на босу ногу он через короткое время вышёл в кухню, где наследник уже ставил сосиски в микроволновку. В предвкушении ужина движения его были быстрыми и точными. И весь он словно светился от накопленной внутри энергии, от полноты жизни, от молодости и счастья: глаза сияют, волосы растрёпаны так, будто их только что коснулась женская рука, на губах улыбка.
Игорю Ивановичу было приятно смотреть на сына. Славку они с женой родили ещё студентами. И ребёнок получился — пригож да умён — всем на радость и удивление! Солнышко, а не ребёнок. Они потом так и не смогли родить второго, потому что, как говорила жена, лучше уже не бывает. Славик учился в двух школах «на отлично». В музыкалку пошёл по собственному желанию, да ещё в класс скрипки. Занимался инструментом каждый день по часу, ни больше, ни меньше. А вот за учебником любимой химии времени не считал. К пятёркам по этому предмету прибавились грамоты за победы в школьных и районных, городских олимпиадах. Но после окончания школы сын поступил не на химический факультет университета, как ожидали и учителя, и родители, а в медицинский. Возможно, болезнь матери повлияла на его выбор.
Игорь Иванович сидел с ним на кухне, слушал какую-то чепуху, которой развлекал его Славик, прихлёбывал жидкий чай, и больше всего ему хотелось, чтобы не кончался этот поздний ужин, не гас светильник в углу, и вот так вкусно пахло горчицей и сосисками.