— Ничего не случится. — Ноэль поднял повыше обол, и тьма вокруг него вздохнула удачей, приобрела едва уловимый аметистовый ореол. — Мой запах отталкивает врагов. Кроме тебя, Леон. Наверное, потому что генетически мы идентичны. Извини, что сделал тебе больно.
— Запах? — Леон размял все еще ноющую руку. — Знаешь, а ведь смысла в твоих словах ни на грош.
— Знаю. — Ноэль чуть склонил голову. — Идем.
Они сели за столик под задымленными звездами и мутными неоновыми огнями, и Ноэль тихонько начал рассказ:
— В декабре тысяча девятьсот первого года немецкая корпорация «Телефункен Сендер Систем, Берлин» дала денег Гульельмо Маркони для создания радиостанции на Ньюфаундленде. На своем оборудовании Маркони уловил последовательность из трех кратких щелчков: «С… С… С…», сигнал кодом Морзе, без проводов переданный через Атлантический океан. Это изменило мир, доказав, что горизонт не помеха радиопередачам. Вскоре английский физик Оливер Хевисайд постулировал существование в верхней атмосфере ионного слоя, который отражает радиосигналы. Это был слой Хевисайда, который сейчас называют ионосферой.
Даже в отблеске звезд Ноэль заметил, что Леон и Тейма смотрят на него, будто на буйно помешанного.
— Два миллиона лет спустя этот сигнал достиг ближайшей галактики. — Ноэль подождал, когда до них дойдет смысл слов. — Высокоразвитая коммуникационная система приняла его и пришла к выводу, что на этой планете появились разумные существа. Но к тому времени человечество уже давно вымерло.
— Вымерло? — Щетинистые брови Леона недоуменно сошлись на переносице. — Но ведь мы еще тут.
— Он из будущего, Леон. — Лицо Теймы сделалось безмятежным, уверенным и почти пророческим, когда она совместила факт существования двойника Леона с нефритовой монеткой, которая так легко забрала и усвоила ее воспоминания. — Кто ты? Почему ты похож на Леона?
Ноэль хотел, чтобы они поняли. В их обезумевшем мире любое объяснение лучше никакого, пусть даже они его неверно оценят. Поэтому он рассказал им про Контекст, создавший вселенные-мембраны, каждая из которых — карточка памяти в космическом компьютере, созданном, чтобы запустить в гиперпространстве программу, не поддающуюся человеческому разумению. Он силился объяснить, как каждая мембрана разархивировала собственные микросхемы фундаментальных элементов, создавая микропроцессоры — мозги, способные на сложные метакогнитивные функции. Чтобы отыскивать и взращивать эти «мозги», Контекст «слушал», выискивая первые сигналы ДНК — штрихкодовый пульс биогене-рированных фотонов. Но в Млечном Пути такое устройство дало сбой, и Контекст не узнал (не узнает) о существовании людей и китовых еще два миллиона лет, пока «С… С… С…» не дойдет до Андромеды.
Он перешел к рассказу о Занебесной, когда возле столика развернулась гигантская радуга, будто сотканная из сигарного дыма. Леон и Тейма с криком отпрыгнули.
— Это еще что? — заорал Леон.
Но Тейма поняла и, расширив глаза, придвинулась ближе.
— Тейма! Нет! — завопил Ноэль и, вскакивая со стула, споткнулся.
Леон дернулся за ней, развернул ее, схватив за руку и повалился назад. Он рухнул в нуль-портал, где тишину разорвал безмолвный крик, и исчез со слабым хлопком, будто открылась банка «кока-колы».
В стеклянистом воздухе размытые облака плывут сгустками света. Леон приходит в себя в шелковистой тишине лавандовых ароматов. Мысли стоят в нем безмятежные, будто языки синего пламени: «Любовь — мое царство, тайна служит границей далеким горам… И тянет их пересечь. Но не сейчас, та сокровенная радость…»
— Все хорошо.
Аромат, сладкий как свежая стружка, заставляет его сесть, и он видит перед собой девушку, чьи азиатские глаза, ленивые и мудрые, сияют восторгом на загадочном, полном животной магии лице, смуглом, с плоским носом; пухлые нубийские губы словно созданы открывать тайны.
— Теперь все будет хорошо.
— Кто ты?
— Я Най'а, храмица Ноэля. — Она помогает ему подняться и отступает на шаг — высокая, атлетического сложения девушка с иссиня-черными косами, заплетенными и перевязанными у талии шафрановыми ленточками. Ее туника расходится складками цвета индиго и льнет к изгибам изящного тела розовато-лиловым. Под прозрачным сводом небес сосны перебрасываются светом и ветром.
— Добро пожаловать в Занебесную.
Он готов заплакать как дитя при виде такой красоты.
— Как?.. Что?..
Почти ощутимая забота Най'и заставляет его умолкнуть.
— Твой древомилец все объяснит. Дай ему день-другой.
— Мой — что?..
— Разве Ноэль не рассказал о древомильцах? — Она в замешательстве. — Он говорил, что начнет с них. — Потом складочки у нее на лбу разглаживаются. — Что-то случилось?
У Леона подкашиваются ноги, и он тяжело садится, а после смотрит в небо, колодец его сердца полнится эхом. «Он из будущего, Леон».
— Тейма…
Най'а опускается перед ним на корточки, и небо ее черных глаз прокладывает сияющую тропу прямо ему в сердце.
— Расскажи, что случилось.
Он зачарованно слушает собственные слова: словно в героиновом угаре пересказывает все до последней детали, как ребенок, не уверенный, что важно, а что нет. Когда он заканчивает, она встает и уходит к величественной колоннаде деревьев. Он поспешно вскакивает, чтобы бежать следом.
— Ты отправишь меня назад?
— Не могу. — Най'а пожимает плечами. — Три-Сьерра не бюро путешествий.
— Кто такой Три-Сьерра?
— Фонетический алфавит. — Ее слова падают мягко, безжизненно. — Три раза повторенная буква «С» — первый радиосигнал. Кон-стекст вообще таков. Он строит из уже имеющегося. Вот почему в Сейлле говорят на современном английском. В других местах дело обстоит иначе.
— Компьютерная чертовщина. — Леон отдувается, поспевая. — Ноэль сказал, люди вроде как в компьютере.
— Засыпая, мы выходим в он-лайн и обрабатываем те части программ, которые Контекст в тот момент прогоняет в гиперпространстве. — Она говорит словно во сне. — Это Лоно.
— Лоно… то есть как лобок?
— Сон — самоцель. Все остальное бессмысленно. — И глаза у нее, словно у чучела зверька. — Сплошь отдых… веселье.
— Контекст… Три-Сьерра… — Когда они входят под сень леса, он перепрыгивает с корня на корень. — Я могу с ними поговорить?
— Ты уже говоришь. Управляющие видят и слышат все в Сейлле.
— Мне надо вернуться! — Он громко обращается к деревьям: — Мы с Теймой… мы пара. У нас есть планы. Я не могу просто так ее бросить.
— Ноэль позаботится о ней.
— И что? А ты позаботишься обо мне?
— Нет. Это дело древомильца.
— А как же ты?
Не останавливаясь, не глядя на него, она продолжает мертвенным голосом:
— Древомилец… Теперь это твой дом. И он сообщит тебе все, что ты захочешь узнать.
— Нет, я про тебя саму говорю. — Он забегает вперед и заглядывает в темные глаза, где притаилась боль. — Я не хочу учиться у дерева. Я хочу узнать от тебя.
— Извини, Леон. — Она качает головой, идет дальше. — Произошла ошибка. Я не могу быть с тобой.
— Ошибка? В таком месте? — его голос звенит насмешкой, а то и вызовом. — Что за недоумки, эти ваши управляющие?
Но Най'а упрямо идет дальше.
Ночь вознесла Орион на небо. Ноэль удивляется, как точно он совпадает с картинкой, которую вживил ему древомилец. Два миллиона лет Охотник скользил иероглифом в черноте.
— Ты меня слушаешь? — обозленно рявкнула Тейма. — Леон пропал!
— Такова Земь. Мир случайностей. — Ноэль притушил безутешный огонек в глазах, наполнившихся слезами. — Мне казалось, я все продумал. — Он взглянул на обол: монетка словно бы съежилась.
— О Господи! — Тейма схватила его за руку. — Да очнись же!
Ноэль проследил ее испуганный взгляд. Из ночных теней надвигалась свора: восемь громил, одни бритоголовые, другие с навороченными прическами, одни полуголые, другие облаченные в кожаную рванину. Тяжело ухали башмаки, громилы наступали с тупой решимостью. Их выжженные взгляды бешеных псов он встретил невозмутимо — споткнувшись, они застыли, задние налетели на передних, словно за спиной Ноэля встал на дыбы скакун из Апокалипсиса. Банда рассеялась, растаяла в темноте.