2
По ней шел краснощекий парень, лет семнадцати, — крепкий малый, вымахавший за два с половиной аршина, с косой саженью в плечах. Звали его Тимофей Плугов. У него были васильковые глаза и пшеничные волосы. Навстречу ему повстречался другой — обыкновенный во всех отношениях по имени Паша.
ПАША. Здорово, Тимоха! Куда пропал?
ТИМОФЕЙ. Дома сижу.
ПАША. А мы думали — в Москву смотался.
ТИМОФЕЙ. Чо там, в той Москве делать? Там своих — видимо-невидимо. Скучно! Говорят, прямо на улицах в армию заметают. Голову — наголо и служи родному Отечеству!..
ПАША. А тут чего? Тоска!.. В клубе даже боевики двадцатилетней давности крутят.
ТИМОФЕЙ. Видики смотри.
ПАША. А девчонки? Вырядятся, нафуфырятся, вымажут лицо разной косметикой, а всё равно узнаешь каждую за версту. И Таньку, и Ленку, и Светку. И они всё про тебя знают, и ты про них. Никакой тебе романтики!
Он сплюнул на снег.
ТИМОФЕЙ. Это точно! (Поет.)
Паша подхватил.
ПАША.
Говорят, ты от Абсолюта ушел?
ТИМОФЕЙ. Нут-к!
ПАША. Так ведь зарабатывал много!
ТИМОФЕЙ. И что с того? Телевизор новый купил, видик, обои цветные поклеил, могилку деду поправил. Скучно стало! Надоело морды бить, деньги выколачивать. На улицу выйти — и то лениво.
Отдыхаю душой, Паша! Ну, давай «пять»! Сейчас новый сериал крутят! Не опоздать бы.
Тимка пошел по улице. Паша сплюнул ему вслед.
ПАША. Гнида!
ГОЛОС ДИКТОРА. И где оно, отечество для Тимофея? Может, Сибирь для него Родина? Или Урал? Москва и та далека. Родина — она от корня «род». А какой уж тут род, если про отца родного ничего не знаешь? Как же тогда отечество полюбить? Вот и выходит, что Отечество у Тимофея Плугова, как ни крути, было только одно — его город Зуев.
Она была далеко не красавицей, но годы не состарили её, не утомили, не отняли улыбку на худощавом лице, не погасили огонь в глазах, не раздали вширь её маленькую фигуру.
Вот и принялась Елизавета Кондратьевна готовить ужин. Нажарила цыплят, сбегала в подвал, принесла полную миску разносолов: и грибочков, и помидоров, и капусты квашеной, достала из буфета початую бутылку хорошего вина, два хрустальных стакана и позвала Тимку к накрытому на кухне столу.
— Что это вы, мама, надумали? — удивился Тимофей, но сразу сел за стол: вкусно поесть любил он больше всего на свете. — Какой сегодня праздник?
Сидят вдвоем, ужинают. Матушка начала разговор издалека:
— Честно скажу тебе, сынок: рада я, что ты из торговли ушел. Трудно будет — перетерпим. Не изголодаемся…
— Ну-тк!.. — вяло отреагировал на материнское беспокойство богатырь.
— Я ведь каждый день всё об одном думала: а вдруг… — тут голос её дрогнул, — …один ведь ты у меня, Тимушка… Только подумаю, что попадешься какому-нибудь рэкетиру… душа в пятки уходит…
— Да будет вам, мама, причитать! — оборвал её Тимофей. — Я же ушел. А насчет работы моей не волнуйтесь, работы кругом полно.
— Так ведь — армия скоро! Учиться б тебе куда пойти, а то — заберут! А может, устроишься к нам на фабрику?.. — предложила она. — Тебя же у нас все знают. Еще маленького помнят, как ты за цыплятами бегал, как гуся не испугался. А помнишь, как однажды в нашего бывшего директора яйцом попал? Прямехонько по лысине!.. Так ему и надо было! — Тут матушка звонко-звонко рассмеялась, отчего и Тимофей расплылся в глупой улыбке. — Уборщики нам нужны, сынка. Помет с фабрики вывозить. И неплохо получают! Ну, может, не так много, как в твоей торговле, зато работа безопасная… А там и учиться направят от предприятия.
— Оборжаться! — сразу отреагировал богатырь. — Это ж курам на смех! Вот когда помет в золото превратится, тогда и зовите. А если денег по дому не хватает — нате, берите! Мне не жалко! Их у меня пока — куры не клюют.
И выложил на стол несколько зеленых бумажек.