Заботливый ты мой!.. — подумала она про себя. — Всё в дом да в дом. Да разве такого, как ты — ещё сыщешь?..
А за окном — метель воет, снежные хлопья к стеклам прилипают.
— И что за страсти такие?! — удивляется Елизавета. — Говорят, в наказанье нам это. В чем-то провинились мы перед городом. Лет сто или двести тому назад. И видать, сильно провинились, если до сих пор он нас так наказывает!.. — И тут же встрепенулась: — А давно мы с тобой, сынок, не фотографировались!.. Ну-ка, доставай «Парароид».
— «Поллароид», мама, сколько раз говорить! — сказал Тимофей, включая телевизор. — Да только ничего сегодня не выйдет: кассеты кончилась. Говорил ведь вам, не берите его на фабрику.
— Так ведь просили… — виновато улыбнулась Елизавета Кондратьевна.
— Кто просил-то? — разозлился Тимофей. — Что ни снимок — всё петухи и куры!
— Так ведь для «Куриного уголка», Тимоша, — ответила мать. — Теперь любому гостю первым делом фото показываем. Не каждый по курятникам пойдет.
— Вот и перевели кассеты за один раз.
— Ты уж прости, сынок, — снова виновато улыбнулась мать. — Давай новые купим! Киоск же — напротив!.. Хочешь, сама сбегаю… И тетя Люба из Харькова просит. И Тоня из Новокузнецка. Я даже письма им написала, обещала.
— Ну, ладно-ладно! — вскочил с кресла Тимофей. — Уж если вам что в голову взбредет!..
Он набросил старый тулуп, достал из шкафа фотоаппарат и направился к выходу.
— А «Парароид»-то зачем взял? — спросила она.
— Чтоб купить то, что надо, мама! Сидите и — ждите!
И, раздраженный, выскочил из дома.
Во дворе давно стемнело. Ветер приутих, и снежинки падали теперь мягко-мягко, словно в лесу…
Тимофей вышел со двора и заспешил по улице. Ночная палатка находилась через дорогу, в соседнем переулке. В ней продавали разные мелочи. Среди шоколадок, сигарет, зажигалок и печений лежали батарейки и фотопленки.
Этот киоск Плугов знал очень хорошо. Сколько раз собирал он дань для шефа. А работал там один мужичок с противной улыбкой. Казалось, она была приклеена к его лицу, и только маленькие хитрые глазки выдавали в нем совсем другое настроение.
Подойдя к палатке, Тимофей достал из кармана фотоаппарат и просунул голову в окошко.
— Привет, Николай Акимович! — сказал Плугов. — Два комплекта фотокассет для этого «Поллароида». — И положил аппарат на прилавок.
Тут только Тимофей заметил, что улыбка на лице продавца куда-то исчезла, будто совсем её никогда не было. А ещё он увидел рядом с ним двоих здоровых парней с хмурыми лицами.
— Он? — поинтерисовался один из них, кивая на Тимофея.
— Он, гад! — злорадно ответил Николай Акимович. — Всю душу из меня вытряс. — И уже со знакомой улыбочкой повернул голову к Тимке. — Говорят, ушел от Абсолюта?
— Два дня как ушел, — простодушно ответил Тимофей.
— Вот и хорошо, — рассмеялся продавец. — Всё хорошо, когда хорошо кончается… — И протянул ему коробки с кассетами. — Ты внимательно погляди, эти ли?..
Тимка взял коробки и стал разглядывать их со всех сторон. И тут боковым зрением он увидел, что те двое из палатки куда-то исчезли. В этот же момент позади него скрипнул снег, и сильный удар обрушился на голову Тимки. Он покачнулся, но не упал, как ожидали того парни с хмурыми лицами. Только в голове зашумело, а из одного киоска сразу сделалось два. Но сознания Тимка не потерял, а мгновенно развернулся и первого, кто попался ему под руку резко стукнул кулаком в лицо. Тот сразу рухнул на землю.
— Бейте его, бейте! — закричал продавец палатки. — Дайте ему, дайте!
Второй парень внял кровожадной просьбе и бросился, как бульдог, на Тимофея. Он схватил его крепкой рукой за шею, а другой стал энергично бить в живот.
— Ну, вы даете! — прошипел Тимка и кованым носком сапога футбольным ударом двинул второго по коленке.
Тот по-песьи взвыл и грохнулся на снег, обхватив двумя руками согнутое колено.
Продавец стал изнутри лихорадочно закрывать окно и дверь палатки. Он успел защелкнуть замки, оставив у себя Тимкин фотоаппарат.
— А-ну, отдай! — рванулся к нему Тимофей и что есть силы застучал в стекло.
— Разобьешь! — истерично орал запертый торговец.
— Получай, сволочь! — с ненавистью проскрипел зубами Тимка и одним ударом выбил витрину.
Раздался поздне-вечерний звон, на который тут же откликнулась милицейская сирена. В окнах соседнего дома зажегся свет, залаяли собаки.
— Надо сматываться! — сказал себе Плугов и, схватив фотоаппарат с двумя коробками кассет, рванул прочь от палатки.
— Держи его, держи! — заорал на всю улицу продавец Николай Акимович. Избили! Обокрали!..