Подняла эти два цвета, как знамя,Коварно похитив их у наивности.Я пытаюсь всё-таки прорваться на улицу,Увернувшись от наволочки.Я ныряю под ночную сорочку,Я выныриваю так, что шёлковые,Чуть влажноватые чулкиПроволакиваются по моему лицу.Я поднимаю глаза. Там, вдалеке, в проруби,Как вода, мерцает голубая бесконечность.Я облегчённо вздыхаю.
Но вижу, что и там проплывает облако,Округлое,как женщина.
1962
«Как трудно оторваться от зеркал…»
Как трудно оторваться от зеркал
В семнадцать лет! И служат зеркаламиРека Москва и озеро Байкал,Браслетка и стекло в оконной раме.
С велосипедом парень. И как разС девчонкою наладилась беседа.Она молчит. И все ж скосила глазНа никель обода велосипеда.
И девушка-геолог попила,Рюкзак огромный скинув, из болотца,А все глядится…! Встань! Уже пора!..»А все никак, никак не отровется.
Наверное, в том все же что-то есть…В трюмо себя счастливым взглядом смерьте!Но где-то там за все готова месть:Завешивают зеркало при смерти.
1966
«В семнадцать лет я не гулял по паркам…»
В семнадцать лет я не гулял по паркам,В семнадцать лет на танцах не кружил,В семнадцать лет цигарочным огаркомЯ больше, чем любовью дорожил.
В семнадцать лет средь тощих однолетокЯ шел, и бил мне в спину котелок.И песня измерялась не в куплетах,А в километрах пройденных дорог.
…А я бы мог быть нежен, смел и кроток,Чтоб губы в губы, чтоб хрустел плетень!..
В семнадцать лет с измызганных обмотокМой начинался и кончался день.
1952
Вода
Я до тепла был в молодости падок!Еще б о печке не мечтать, когдаПо желобку меж стынущих лопатокСтруится холодющая вода!
От той смертельной, муторной щекоткиСпирает дух, как на полке́ в парной,Особенно когда еще обмоткиПропитаны водою ледяной.
Шинель моя намокла, как мочало.Умерь попробуй звонкий лязг зубной!Вода стонала,хлюпала,пищалаВ зазоре меж подошвой и ступней.
Она была обильною и злою,Текла с дерев на лоб, на щеки, в рот.Ее с лица я отирал полою,Как возле топки отирают пот.
В разливы рек я брел и брел по шею,Я воду клял и клял на все лады.Я не запомнил ничего страшнееХолодной этой мартовской воды.
1953
«Когда-то в юности надменной…»
Когда-то в юности надменнойПытался я, решив рискнуть,Враз над вселеннойОбъятья слабые сомкнуть.
И надорвался я, чудила,От сверхъестественных потуг:Маня, как призрак, уходилаМоя вселенная из рук.
И загрустил я, оробело и вяло голову клоня……А жизнь сверкала и звенелаИ танцевала вкруг меня.
1968
Давид Самойлов
1920–1990
Сороковые
Сороковые, роковые,Военные и фронтовые,Где извещенья похоронныеИ перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.Просторно. Холодно. Высоко.И погорельцы, погорельцыКочуют с запада к востоку…
А это я на полустанке,В своей замурзанной ушанке,Где звездочка не уставная,А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,Худой, веселый и задорный.И у меня табак в кисете,И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,И больше нужного хромаю.И пайку надвое ломаю,И все на свете понимаю.
Как это было! Как совпало —Война, беда, мечта и юность!И это все в меня запалоИ лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,Свинцовые, пороховые!..Война гуляет по России,А мы такие молодые!
«Тогда я был наивен…»
Тогда я был наивен,Не ведал, в чем есть толк.Купите за пять гривен,А если надо – в долг.
Тогда я был возвышен,Как всадник на коне.Не знал, что десять пишемИ держим два в уме.
Тогда я был не этим —Я был совсем другим.Не знал, зачем мы светимИ почему горим.
Тогда я был прекрасен,Бездельник молодой.Тогда не падал наземьПеред любой бедой.
Александр Межиров
1923–2009
«Как я молод – и страх мне неведом…»