Как я молод – и страх мне неведом,Как я зол – и сам черт мне не брат,Пораженьям своим и победамВ одинаковой степени рад.В драке бью без промашки под ребра,Хохочу окровавленным ртом,Все недобро во мне, все недобро.…Я опомнюсь, опомнюсь потом.
Евгений Евтушенко
1932–2017
«В пальто незимнем, в кепке рыжей…»
В пальто незимнем, в кепке рыжейвыходит парень из ворот.Сосульку, пахнущую крышей,он в зубы зябкие берет.
Он перешагивает лужи,он улыбается заре.Кого он любит? С кем он дружит?Чего он хочет на земле?
Его умело отводилиот наболевших «почему».Усердно критики твердилио бесконфликтности ему.
Он был заверен кем-то весков предельной гладкости пути,но череда несоответствиймогла к безверью привести.
Он устоял. Он глаз не прятал.Он не забудет ничего.Заклятый враг его – неправда,и ей не скрыться от него.
Втираясь к людям, как родная,она украдкой гнет свое,большую правду подменяяигрой постыдною в нее.
Клеймит людей судом суровым.Вздувает, глядя на листок,перенасыщенный сиропомсвой газированный восторг.
Но все уловки и улыбки,ее искательность и прытьдля парня этого – улики,чтобы лицо ее открыть.
В большое пенное кипеньевыходит парень из ворот.Он в кепке, мокрой от капели,по громким улицам идет.
И рядом – с болью и весельемо том же думают, грустяти тем же льдом хрустят весенним,того же самого хотят.
«Я шатаюсь в толкучке столичной…»
Я шатаюсь в толкучке столичнойнад веселой апрельской водой,возмутительно нелогичный,непростительно молодой.
Занимаю трамваи с бою,увлеченно кому-то лгу,и бегу я сам за собою,и догнать себя не могу.
Удивляюсь баржам бокастым,самолетам, стихам своим…Наделили меня богатством,Не сказали, что делать с ним.
«О, нашей молодости споры…»
О, нашей молодости споры,о, эти взбалмошные сборы,о, эти наши вечера!О, наше комнатное пекло,на чайных блюдцах горки пепла,и сидра пузырьки, и пена,и баклажанная икра!
Здесь разговоров нет окольных.Здесь исполнитель арий сольныхи скульптор в кедах баскетбольныхкричат, махая колбасой.Высокомерно и судебноздесь разглагольствует студенткас тяжелокованой косой.
Здесь песни под рояль поются,и пол трещит, и блюдца бьются,здесь безнаказанно смеютсянад платьем голых королей.Здесь столько мнений, столько пренийи о путях России прежней,и о сегодняшней о ней.
Все дышат радостно и грозно.И расходиться уже поздно.Пусть это кажется игрой:не зря мы в спорах этих сипнем,не зря насмешками мы сыплем,не зря стаканы с бледным сидромстоят в соседстве с хлебом ситными баклажанною икрой!
1 сентября 1957
Геннадий Шпаликов
1937–1974
«На меня надвигается…»
На меня надвигаетсяПо реке битый лед.На реке навигация,На реке пароход.
Пароход белый-беленький,Дым над красной трубой.Мы по палубе бегали —Целовались с тобой.
Пахнет палуба клевером,Хорошо, как в лесу.И бумажка наклеенаУ тебя на носу.
Ах ты, палуба, палуба,Ты меня раскачай,Ты печаль мою, палуба,Расколи о причал.
Андрей Вознесенский
1933–2010
Пожар в Архитектурном
Пожар в Архитектурном!По залам, чертежам,амнистией по тюрьмам —пожар, пожар!
По сонному фасадубесстыже, озорно,гориллойкраснозадойвзвивается окно!
А мы уже дипломники,нам защищать пора.Трещат в шкафу под пломбамимои выговора!
Ватман – как подраненный,красный листопад.Горят мои подрамники,города горят.
Бутылью керосиновойвзвилось пять лет и зим…Кариночка Красильникова,ой! горим!
Прощай, архитектура!Пылайте широко,коровники в амурах,райклубы в рококо!
О юность, феникс, дурочка,весь в пламени диплом!Ты машешь красной юбочкойи дразнишь язычком.
Прощай, пора окраин!Жизнь – смена пепелищ.Мы все перегораем.Живешь – горишь.
А завтра, в палец чиркнувши,вонзится злей пчелыиголочка от циркуляиз горсточки золы…