Еще мы за застольямисидим без маеты,не уставая вроде быи даже не пьянея…Но мельче с каждым годомгазетные шрифты,А лестницы привычные —все круче.И длиннее.
Александр Кушнер
1936
«Когда шумит листва, тогда мне горя мало…»
Когда шумит листва, тогда мне горя мало.
Отпряну, посмотрю на зрелый возраст свой;Мне лишь бы смысл в стихах листва приподнимала,Братался листьев шум со строчкой стиховой.
О, как я далеко зашел, как затуманен!К вечерней ближе я, чем к утренней заре.Теперь какой-нибудь Филипп АравитянинМне ближе, может быть, чем мальчик во дворе.
Ветрами ли, песком, враждой ли исцарапан,Изъевшей ли висок частичкой бытия,Глядит поверх голов солдатский император,И складочка у губ от горького питья.
Но так листва шумит, что, чем бы ни томилаЖизнь, весело сидеть за письменным столом.На зло найдется зло, да и на силу сила,И я – про шум листвы, а вовсе не о том.
«Мне кажется, что жизнь прошла…»
Мне кажется, что жизнь прошла.Остались частности, детали.Уже сметают со столаИ чашки с блюдцами убрали.Мне кажется, что жизнь прошла.Остались странности, повторы.Рука на сгибе затекла.Узоры эти, разговоры…На холод выйти из тепла,Найти дрожащие перила.Мне кажется, что жизнь прошла.Но это чувство тоже было.Уже, заметив, что молчу,Сметали крошки тряпкой влажной.Постой… еще сказать хочу…Не помню, что хочу… неважно.Мне кажется, что жизнь прошла.Уже казалось так когда-то,Но дверь раскрылась – то былаК знакомым гостья, – стало взглядаНе отвести и не поднять;Беседа дрогнула, запнулась,Потом настроилась опять,Уже при ней, – и жизнь вернулась.
Белла Ахмадулина
1937–2010
Медлительность
Надежде Яковлевне Мандельштам
Замечаю, что жизнь не прочнаи прервётся. Но как не заметить,что не надо, пора не пришлаторопиться, есть время помедлить.
Прежде было – страшусь и спешу:есмь сегодня, а буду ли снова?И на казнь посылала свечуради тщетного смысла ночного.
Как умна – так никто не умен,полагала. А снег осыпался.И остался от этих временгорб – натруженность среднего пальца.
Прочитаю добытое им —лишь скучая, но не сострадая,и прошу: тот, кто молод, – любим.А тогда я была молодая.
Отбыла, отспешила. К душельнёт прилив незатейливых истин.Способ совести избран ужеи теперь от меня не зависит.
Сам придет этот миг или год:смысл нечаянный, нега, вершинность…Только старости недостает.Остальное уже совершилось.
1972
Снег
Лишь бы жить, лишь бы пальцами трогать,лишь бы помнить, как подле мостаснег по-женски закидывал локоть,и была его кожа чиста.
Уважать драгоценную важностьснега, павшего в руки твои,и нести в себе зимнюю влажностьи такое терпенье любви.
Да уж поздно. О милая! Стынуи старею.О взлет наших лиц —в снегопаданье, в бархат, в пустыню,как в уют старомодных кулис.
Было ль это? Как чисто, как крупноснег летит… И, наверно, как встарь,с январем побрататься нетрудно.Но минуй меня, брат мой, январь.
Пролетание и прохожденье —твой урок я усвоил, зима.Уводящее в вечность движеньеомывает нас, сводит с ума.
Дорогая, с каким снегопадомя тебя отпустил в белизнув синем, синеньком, синеватомтом пальтишке – одну, о одну?
Твоего я не выследил следаи не выгадал выгоды нам —я следил расстилание снега,его склонность к лиловым тонам.
Как подумаю – радуг неровность,гром небесный, и звезды, и дым —о, какая нависла огромностьнад печальным сердечком твоим.
Но с тех пор, властью всех твоих качеств,снег целует и губит меня.О запинок, улыбок, чудачествснегопад среди белого дня!
Ты меня не утешишь свободой,и в великом терпенье любвивсею белой и синей природойты ложишься на плечи мои.
Как снежит… И стою я под снегомна мосту, между двух фонарей,как под плачем твоим, как под смехом,как под вечной заботой твоей.
Все играешь, метелишь, хлопочешь.Сжалься же, наконец, надо мной —как-нибудь, как угодно, как хочешь,только дай разминуться с зимой.