«…Дарю тебе железное кольцо…»
…Дарю тебе железное кольцо…Марина ЦветаеваГде ж оно, железное кольцо?Там, где смерть Кощея в океане.Я глядел всем девушкам в лицо, —Чем старее был, тем окаянней.Где ж они – «бессонница, восторг,Безнадежность», данные Мариной?Угодил я в старость, как в острог,Иль сгорел в горячке малярийной.В лотерее вытянул билетВыигрышный – да делиться не с кем.Миновало пять десятков летВетром резким над проспектом Невским.День мой беден, вечер мой убог,Ночи непролазны, как болота.Не художник, не силен, не богИ не дуб – а только пень-колода.
Арсений Тарковский
1907–1989
Малютка-жизнь
Я жизнь люблю и умереть боюсь.Взглянули бы, как я под током бьюсьИ гнусь, как язь в руках у рыболова,Когда я перевоплощаюсь в слово.Но я не рыба и не рыболов.И я из обитателей углов,Похожий на Раскольникова с виду.Как скрипку я держу свою обиду.Терзай меня – не изменюсь в лице.Жизнь хороша, особенно в конце,Хоть под дождем и без гроша в кармане,Хоть в Судный день – с иголкою в гортани.А! этот сон! Малютка жизнь, дыши,Возьми мои последние гроши,Не отпускай меня вниз головоюВ пространство мировое, шаровое!
Борис Слуцкий
1919–1986
Старухи без стариков
Вл. Сякину
Старух было много, стариков было мало:то, что гнуло старух, стариков ломало.Старики умирали, хватаясь за сердце,а старухи, рванув гардеробные дверцы,доставали костюм выходной, суконный,покупали гроб дорогой, дубовыйи глядели в последний, как лежит законный,прижимая лацкан рукой пудовой.Постепенно образовались квартиры,а потом из них слепились кварталы,где одни старухи молитвы твердили,боялись воров, о смерти болтали.Они болтали о смерти, словноона с ними чай пила ежедневно,такая же тощая, как Анна Петровна,такая же грустная, как Марья Андревна.Вставали рано, словно матросы,и долго, темные, словно индусы,чесали гребнем редкие косы,катали в пальцах старые бусы.Ложились рано, словно солдаты,а спать не спали долго-долго,катая в мыслях какие-то даты,какие-то вехи любви и долга.И вся их длинная, вся горевая,вся их радостная, вся трудовая —вставала в звонах ночного трамвая,на мигбессонницы не прерывая.
Старуха в окне
Тик сотрясал старуху,слева направо бивший,и довершал разрухувсей этой дамы бывшей.Шептала и моргала,и головой качала,как будто отвергалавсе с самого начала,как будто отрицалавесь мир из двух окошек,как будто отрезаласебя от нас, прохожих.А пальцы растирали,перебирали четки,а сына расстрелялидавно у этой тетки.Давным-давно. За дело.За то, что белым был он.И видимо – задело.Наверно – не забыла.Конечно – не очнуласьс минуты той кровавой.И голова качнулась,пошла слева – направо.Пошла слева направо,потом справа налево,потом опять направо,потом опять налево.И сын – белее снегастарухе той казался,а мир – краснее крови,ее почти касался.Он за окошком – рядомсурово делал дело.Невыразимым взглядомона в окно глядела.
Старуха – старику
Старуха старикукричит по телефону.Про что она кричит?Она кричит про то,чтоб он не смел гулять,ну, разве по балкону,и то —закутавшись в суконное пальто.– Поаккуратней двери запирай! —она кричитс такою грозной силой,что мне все слышится:– Не умирай!Живи, пожалуйста,мой милый, милый!