– Спасибо, что позвонили. Мы буквально несколько дней назад здесь пытались найти его родственников. Хотя бы какие-нибудь следы… Безуспешно. А тут вы позвонили.
– Н-да… Про телеграмму узнал… Ну, вот вроде и все. Извините, что вот так… Как-то нехорошо вышло…
– Все нормально. Еще раз спасибо, что позвонили. До свидания.
– Всего вам наилучшего.
Я положил трубку и подошел к двери в мамину комнату. За дверью были слышны всхлипывания.
– Сережа, я хочу побыть одна, – мама услышала, как я подошел к двери, – оставь меня ненадолго, пожалуйста.
– Я тебя оставлю ненадолго только после того, как ты выпьешь корвалол. Тебе принести или сама возьмешь?
– Возьму сама. Спасибо, сынок.
С того дня наша квартира пропахла запахом корвалола, один раз даже приезжала скорая. Мама почти не выходила из своей комнаты и лишь несколько раз в день она появлялась с заплаканными глазами на кухне, молча ела и опять уходила в свою келью. По ее просьбе мы сняли с антресолей какие-то пыльные чемоданы, в которых оказались какие-то старые фотоальбомы, о существовании которых я даже не подозревал. Мама пересматривала их в своей комнате и постоянно плакала, отчего находиться в квартире становилось невыносимо. На все мои попытки хоть как-то ее отвлечь, она отвечала просьбой оставить ее еще ненадолго одну.
К счастью через неделю-две это все закончилось. Мама стала постепенно превращаться в ту маму, какой она была все время до этой злополучной телеграммы. Но с тех пор в нашем серванте, под стеклом стоит фотография, с которой смотрит серьезный курсант с какими-то нелепыми усами и тонкой шеей. А на обратной стороне фотографии выведено аккуратным почерком наливной ручкой:
Куда б дороги ни вели
Извилистый свой путь,
Куда б ни плыли корабли,
Топить или тонуть,
И что б ни выткано судьбой
На серой ткани лет,
Незримо буду я с тобой,
Со мной ты или нет.