После долгих его настояний я согласился. Мы выскочили из-под навеса.
Некоторое время мы бесцельно брели, купаясь в струях ливня. Он мгновенно промочил нас насквозь. Канавы, забитые мусором из-за долгой засухи, переполнились водой. Пройдя несколько сот метров, мы попали на место, где вода стояла по щиколотку. Мимо проносились машины, непременные спутники утра. Некоторые застревали, и тогда их принимались толкать совершенно голые ребятишки.
— Это исторический момент, — сказал мой друг. — Стоит захотеть, и мы в любую минуту снова станем детьми.
Давай поможем толкать!
Он бросился в ребячью гущу. Я махнул за ним. Мы толкали небольшой автобус. Почувствовав себя детьми, откинув прочь свои думы, мы вместе со всеми орали, ругались и давали советы. Этот автобус давно пора было сослать в провинцию. Для Джакарты он не годился. Вернуть к жизни заглохший мотор мы не смогли. Более того, когда одно колесо попало в канаву, сломалась ось. Злосчастную машину пришлось бросить, так как это была уже не детская работа.
— Спасибо, ребята! — сказал водитель другой застрявшей машины, когда мы устремились к ней. Это была легковая. При первом же толчке она взвыла и сорвалась с места.
Забрызганные мальчишки ругались. Один схватил камень и пустил его вслед машине.
Когда мы вытолкнули четвертый автомобиль, водитель сунул нам сотню рупий. Мы опешили от неожиданности и не нашлись что сказать. Тогда водитель машины — он же, наверное, и ее владелец — вытащил еще двадцать пять. Вручив нам эту добавку, он быстро укатил. Мы задумались, что делать с деньгами. Я тотчас предложил пожертвовать их мальчишкам, которые взирали на нас как на предводителей своей gang[12]. У моего друга было другое предложение. Он потащил меня к навесу магазина. Там стояли продавцы скотенга и вареных бататов.
— Это исторический момент. Надо испытать наслаждение честным заработком, — сказал он с серьезным видом.
Мы пили скотенг и жевали ломтики бататов. Мой приятель предложил раздеться.
— Это исторический момент, — повторил он. — Мы учимся вкушать радости жизни, согласно установившимся нормам.
Поскольку дождь усиливался и обстановка располагала к раскованности, мы сняли одежду и стали выжимать ее. Остались в трусах.
— Скидывай все. Чего тут стесняться. Верно, друг? — спросил мой приятель у лоточника.
— От мокрой одежды живот может заболеть, — резонно ответил тот.
Мы разделись донага. Выжали трусы. После этого мы, похоже, слились с тротуарной жизнью. Обычная стеснительность вдруг куда-то исчезла. Продолжая с аппетитом поглощать ломтики бататов и жгучий скотенг, я заметил, что в шуме ливня уже не было прежней издевки. Он падал с неба, выполняя, как исправный чиновник, лишь то, что ему положено, и не собирался меня дразнить.
Солнце с трудом взбиралось на небо. Оно болталось неясным пятном под пологом слабеющего дождя. От него исходил оранжевый свет. Картина уличной суеты на фоне зданий была зыбкой, как на импрессионистском полотне. Я ахнул, увидав себя на периферии этой картины все еще в голом виде.
Должно быть, пока я забылся, мою одежду увели местные нищие. Как допотопное чудище, забредшее в город, я присел, хоронясь за каменными оградами. Никто меня не замечал. Но я, спасаясь от самого себя, бросился домой. Все шло отлично. Однако на мосту я поскользнулся и свалился в воду. Как ни странно, тут же оказался и мой приятель.
— Знаешь ли ты, что в конце концов все имеет свой конец? — спросил он без всякого предисловия. Он указал на набережную. Там, глядя на нас, стояла толпа.
В ней были его и мои домочадцы. В том числе его жена и моя дочь Синта. Была даже моя подруга Роза. Как это они сумели собраться вместе?
Я впал в полное уныние. К счастью, тут же я понял, что все это был только сон. Вздор. Шутка. Игра утомленной психики. Занятно.
V
Я проснулся поздно. Синта меня ждала. Она уже готовилась идти на вокзал. Сваренный ею для меня кофе уже остыл. В некотором смущении я отпил пару глотков, обдумывая дальнейшие действия. Время, отведенное на блаженную нерешительность, уже истекло. Теперь каждый поступок должен был обрести определенный смысл.
Я посмотрел на Синту, которая сидела, ожидая, пока я позавтракаю. На ней был строгий костюмчик и выходные туфельки. Этот ее наряд и поза ожидания как бы отнимали у меня право распоряжаться сегодняшним днем. Я ошибся в самом начале. И теперь не знал, как отступить. Собственно, надо было просто объяснить Синте, что произошло на самом деле, и попросить прощения за обман. Но в то утро во мне взыграла какая-то необъяснимая дурь. Я решил продлить свое бесправие до вечера. В девять-десять часов я еще попадаю на самолет в Денпасар — если вообще окончательно решусь на это путешествие. Мне хотелось еще немного побыть во взвешенном состоянии, невзирая на то что придется слегка подурачить Синту.