— А что вы запнулись? Вы ведь правда журналист?
— Да, журналист.
Он поглядел на меня твердым и умным взглядом. Мне стало не по себе. Между тем жар стал, кажется, спадать — может быть, просто от одного присутствия врача.
— Я вот интересуюсь одним делом. Что сейчас происходит у этих? — (Он назвал у кого.) — А? В чем тут смысл?
Сейчас ведь идет реорганизация? Чем все кончилось?
Я не ответил. Я толком не знал, в чем там было дело, а кроме того, ему явно хотелось поговорить самому. Он улыбнулся.
— Честно-то говоря, где же доказательства? И вообще — многое делают не подумавши. Отчего же так происходит? Все времени не хватает, мало времени, чтобы все как следует обмозговать. А то, может, ума не хватает.
Вот сейчас около «Висма Нусантара»[16] — не подумали, куда ставить машины. Верно ведь? А вы как думаете?
Впрочем, мое мнение его не очень интересовало. Чувствуя, что он жаждет подтверждения своей правоты, я глядел на него без всякого выражения.
— Это же факт! — сказал он, глядя, как я забился в кресло. — Вы, журналисты, должны давать реальную оценку. А знаете, что в ваших писаниях самый большой нонсенс?
Он замолчал, дописывая рецепт. Я напряженно соображал, какой ответ ему должен понравиться. Уж верно, когда он не был занят своими уколами, его мысли занимало что-то необычайное. Судя по его тону, ответ ожидался нетривиальный. По крайней мере не первый пришедший на ум. Я тужился изо всех сил, но, к стыду своему, не мог ничего изобрести, чтобы ему угодить. Доктор рассмеялся. Я почувствовал себя дураком. Это чувство было у меня обычной реакцией на врача, так как мне всегда виднелись за его спиной призраки лабораторий, трупов и болезней, среди которых он усердно подвизался несколько лет, прежде чем получил разрешение на Собственную практику.
— Что же именно, доктор? — сдался я.
— Я вам вот что скажу: при подаче материала должны соблюдаться определенные правила. Верно ведь? Хотите — дайте простор для толкования, хотите — сохраняйте объективность, лишь бы заранее все было точно взвешено. А то я часто замечал, что сама по себе проблема незначительна, а в вашем освещении она вырастает до небес. И наоборот бывает. Что, не так?
В этом, очевидно, и заключался его потрясающий сюрприз.
Распрощавшись с доктором Гунаваном, я пошел с рецептом в аптеку. К великому моему огорчению, он прописал мне не капсулы, а таблетки. Хотя они были трех разных сортов, все вместе стоило менее пятисот рупий. Обычно он прописывал минимум тысячи на две. Из этого следовало, что болезнь моя несерьезна, но я так привык к капсулам с антибиотиками, что на таблетки глядел с пренебрежением. Глотая их, я даже подумал, не ошибся ли доктор Гунаван в диагнозе. Если он и исправит свою ошибку в понедельник, мой план поездки на Бали все равно может провалиться. Я жалел, что не выдал свое недомогание за рецидив болезни, подхваченной некогда от Нурмы. Тогда он дал бы мне капсулы.
На работе меня приветствовал старичок привратник. Он сразу увидел, что со мной что-то неладно.
— Заболели, пак? — спросил он, пожимая мне руку.
— Заболел.
— Вас тут ждут. Я спросил кто.
— Посетители.
— Посетители?
— Да. Третий раз пришли. Никак вас не застанут.
Они сейчас сидят наверху. Я им сказал, что не знаю, когда вы будете.
Я застыл на месте.
— Кто бы это мог быть?
— Говорят, с Бали.
— С Бали? А кто?
— Я не знаю. Важное, сказали, дело.
— Важное дело?
— Да.
— Сколько их?
— Двое. Мужчина и женщина.
— Молодые, старые?
— Скорее молодые. Не старые...
— Чего им надо?
— Не знаю я, пак. Больше ничего не сказали.
Я ломал голову, кто бы это мог быть. Может, старые друзья из Сингараджи[17]. Может, знакомые из Денпасара. Или родичи из Табанана. Ясно лишь одно: пришли двое с важным разговором или известием. Я не пошел на второй этаж. Спросил в приемной, кто меня ждет. Тарно, который принимал посетителей, не сказал ничего определенного. Я задумался, стоит ли встречаться с этими людьми. В такой момент, как сейчас, следовало бы избегать лишних нагрузок.
— Но ты ведь не сказал им, что я приду? — спросил я у Тарно.
— Я вообще сказал, что вы часто бываете поздно вечером. Уговаривал их не ждать, а они ни в какую.
— Чего им надо?
— Говорят, какие-то семейные дела. Но я точно не знаю!
Я отхлебнул чаю. Уж очень это рискованно — встречаться с ними по семейным делам. Даже если эти люди пришли с хорошими новостями, ситуацию это не изменит. Мне необходимо время для работы. Стоя на лестнице, я думал, как поступить. Наконец решил, что не пойду к ним. Велел Тарно сказать, что я звонил и сообщил, что меня сегодня не будет.