Я, словно в мягкий ил, с головой погрузился в воспоминания.
Затрепетало крыльями детство.
Я чуть снова не заснул, но меня потревожил привратник. Он стоял рядом со мной. Провел ладонью по моей руке.
— Пак...
Я открыл глаза.
— Вам тут передали...
Он вытащил балийский плетеный коробок. Письмо.
— Они очень хотели вас видеть, потому что, как они сказали, это было послано вам очень давно. Чуть ли не месяц назад. Но они раньше, дескать, не могли вам передать.
Может быть, там внутри уже все протухло. Они хотели повидать вас и объяснить, в чем дело. Вот.
Он положил передо мной пакет. Участь его содержимого можно было угадать по запаху. Письмо было измятое.
Я принял все это с видом предсказателя судьбы, чье пророчество и впрямь сбылось. Поздравил себя с тем, что уклонился от встречи с посетителями. Они бы не пожалели сил, чтобы доказать мне, что они были страшно заняты и никак не могли передать посылку вовремя. И продолжали бы заверять меня в этом до тех пор, пока я сам не начал бы произносить что-нибудь утешительное для них. Итак, по существу, они приходили ко мне за собственным утешением.
Я прочел письмо. Оно было написано незнакомой рукой под диктовку матушки. Ничего особенно важного в письме не было. Видимо, этот рассказ о том, что накопилось у нее на душе, относился ко времени, предшествовавшему болезни. О самочувствии она ничего не сообщала. Просила прислать побольше денег, так как в доме нужен новый велосипед. Упоминала о том, что моя старшая сестра с каждым днем все сильнее допекает ее своей грубостью. Матушка жаловалась, как бы не подозревая о том, что грызня с детьми на самом деле спасает ее от гнетущего одиночества. После смерти отца она как бы потеряла опору в жизни. Ей было нечем заполнить пустоту. Лишь религиозные обряды, набегающие непрерывной чередой, отвлекали ее от этой пустоты. Каждый день она с головой уходила в подготовку разных церемоний. Наверное, для любой балийской женщины эта деятельность оказывается целительным средством, позволяя ей стойко переносить своенравные выходки мужа. И кто знает, не это ли поглощает все ее силы, так что редкая балийка чем-то проявляет себя вне стен своего дома.
Последние строки писем всегда бросают меня в дрожь. Так было и на этот раз — потому что мама как будто готовилась к близкой кончине. Точь-в-точь как отец, который перед смертью подробнейшим образом изложил свои пожелания насчет траурной церемонии. Матушка же писала, что не претендует ни на что, если не будет денег на обряды. Она только просила включить в погребальную процессию ее родных из деревни. И не забывать о ее родне впоследствии.
Мне вспомнилось детство. Еще ребенком, когда я сиживал у нее на коленях, она изводила меня разговорами о своей матери. Как меня пугало тогда будущее одиночество и разлука с нею.
— Что пишут, пак? — внезапно прервал мое раздумье привратник.
Я выбрался из-под вороха тлеющих обрывков мыслей.
— Матушка заболела.
Старик — бывший укротитель тигров — кивнул головой. Губы его шевелились.
— Вам надо ехать на родину?
— Да.
— Дай бог ей скорейшего выздоровления и благополучия. А кто за ней ухаживает?
— Она не одна.
Он перестал спрашивать. Начал мести пол. Но потом принялся вдруг повествовать о своих домашних делах. Не знаю зачем. То ли хотел показать, что я по сравнению с ним еще не самый несчастный, то ли меня развлечь. Я не слушал его. Мне представился наш дом и все его обитатели. Бумажные цветы. Деревья саво. Цветы кеньери. Чемары. Замшелые стены. Собака, виляющая хвостом. Поросята во дворе. Цапли, летящие над городом в час заката. Воздушные змеи над крышами. Старый, почти съеденный временем берингин, наследие былых годов. Несокрушимая водонапорная башня голландской постройки, самое высокое сооружение в городе. Торговки руджаком на обочинах — подруги моего детства. Казармы на окраине и солдаты — зачинщики дебошей. Непрерывные процессии. Бупати, которого никто не любил, так как он ничего не делал для города. Велосипеды и факельные шествия в дни празднования 17 Августа[20]. Звуки гонгов. Ваянг. Канавы с дохлыми курами и свиной требухой. Маленькие речки и кокосовые пальмы. Рисовые поля и змеи. Голые деревья кепух и привидения-леяки. Птицы. Пожары на рынке. Богачи и их дети. Одну из богатых девиц изнасиловал и убил ее собственный слуга. Белые туристы. Моя старшая сестра. Матушка. Женщины. Чокот. Лемпад. Ида Багус Рака[21]. Кинтамани[22]. Проститутки в Семаванге. Корабли в Кетапанге. Случаи убийств. Лицо губернатора. Бананы сорта «раджа». Синта. Телеграмма. Письмо. Летящие на пол бумаги.
21
Чокот — балийский скульптор. И Густи Ньоман Лемпад — старейший художник и скульптор, резчик по дереву. Ида Багус Рака — известный художник.
22
Кинтамани — город в северной части Бали, расположенный на краю гигантского кратера вулкана Батур.