Да и Роза не нарушила уговора, хотя за немногие прошедшие дни произошло немало перемен. Во время болезни во мне обнаружились серьезные дефекты. Но я не сдавался. Я хотел по-прежнему сидеть за рулем и направлять события. Подошел к Розе. Мы сели рядом. Она отчужденно молчала.
— Что с тобой, милая? — обратился я к ней.
— Я говорила ведь, что больше не могу. Я вышла замуж!
— Но все-таки ты пришла сюда!
— Да, пришла — чтобы покончить с этим.
— Совсем покончить?
— Совсем!
— Непонятно. Замужем, и прекрасно. Это нам ничуть не помешает.
— Какая дикость. Ты сам скорее женись. Мы люди, а не обезьяны.
— О, да ты стала совсем другая. Впрочем, если ты влюбилась в своего мужа, то это просто здорово.
— Дело не в этом.
— А в чем же еще?
— Не в этом, и все.
— Так в чем же?
Я стал умасливать ее. Наконец она опять стала прежней Розой.
— Ну ладно, в последний раз, — сказала она.
Мы отправились в наше старое место. Поцеловались. Проделали все как обычно. Увы, разменяв четвертую тысячу свиданий, мы поняли, что все страшно приелось. Пора кончать, пока не наступило обоюдное отвращение.
— В самом деле пора расставаться, — сказал я.
Роза плакала. Неизбежная разлука печалила ее.
— Дело в том, что мы, возможно, никогда больше не увидимся.
— Неверно. Полагаю, что мы когда-нибудь все-таки увидимся.
— Где?
— Ну, не стоит уточнять. Я и сам не знаю,— сказал я.— Должно быть, в загробном мире.
Роза засмеялась. Повеселела. Мы пошли гулять. Я предложил помолиться, каждый на свой манер.
— Сейчас не время для молитвы, — удивилась она.
— Ничего. Это ведь просто шутка.
— Разве с молитвой шутят?
Но потом она согласилась. И мы помолились, не покидая ресторана. Она по своему обряду. Я по своему. Официанта это весьма позабавило. К счастью, он не принял нас за сумасшедших.
Опустилась тьма. Мы все еще не расстались. И даже решили не расставаться до утра. Нам хотелось каких-то сногсшибательных поступков, которые не удались нам в прошлые свидания. Пойти на пляж поплавать. Побегать, как маленькие дети. Залезть на Монас[35] и стоять там, взявшись за руки. Не разнимая рук, спрыгнуть вниз, но не убиваться до смерти. Пройти по улице, привлекая к себе взгляды и вызывая восхищенный шепот прохожих. Стать супружеской парой продавцов баксо, которые так захлопотались, с клиентами, что им и помыться некогда. Насладиться друг другом на площади в потоке машин перед отелем «Индонезия». Желаний было много. Но мы ограничились тем, что выпили кофе и поели темпе перед входом в парк Исмаила Марзуки.
— Мы простые люди. И расстаться мы тоже должны просто, — шепнула она мне на ухо, жуя темпе.
— Мы должны выдержать характер, — сказал я в ответ.
— Ныне настал момент доказать, что среди бесчисленных газетных новостей нам всего важнее новости о нас самих, — добавила она.
— Правильно, милая. Это значит, что наше время не смогло нас купить, хотя оно и закупило на корню все остальное.
— И мы свободны и счастливы.
— По крайней мере в душе.
И мы сами смеялись над этими затрепанными фразами.
— Трудно найти какие-то новые слова, а? — сказала она с умным видом.
— Да нам и старые слова не все под силу запомнить.
Роза согласилась.
— Скажи свое самое любимое изречение, — попросила она.
Я подумал. И вдруг подпрыгнул от радости.
— Есть такое. Слушай: «Не смерть сама по себе ранит мое сердце, но твоя готовность принять все, что придет...»[36]
Нет-нет, другое: «Давай готовиться к разочарованию, грустить без слов»[37]. Погоди-ка! Еще! Письмо Гамлета Офелии: «Не верь...»
Я прочел эти строки. Розу они тоже растрогали. Но у нее были, видно, свои любимые слова. Я настоял, чтобы она произнесла их. Она загадочно улыбалась. Довольно долго готовилась к своему номеру. Наконец сказала, все с той же бледностью в лице:
— Мсмнчхкалмабхакиуаламатранабагамфчплач!
Я захохотал во все горло. Роза улыбнулась, но не засмеялась.
— Ну-ка, скажи еще раз, — попросил я.
Роза повторила, но немного по-другому:
— Мсааббаннакаоаапаттаииииилаооолгипаладжханалппплакапплак!
Я захохотал еще радостнее:
35
Монас — монумент в Джакарте в виде высокой мраморной колонны, увенчанной позолоченным изображением языков пламени.
37
Из стихотворения «Здесь, на веранде, уж не слышен ветер» индонезийского поэта Гунавана Мохамада (род. в 1941 г.).