Телеграмма
сметливому новатору
Чуткость ваших ушей, можно сказать превосходят чуткость вашего сердца. Вот они на макушке — чуть что где стряслось и вы туда, торопитесь, захлёбываясь от новостей. А ваш нос управляет вами гораздо лучше, чем ваша воля. Это он вам подсказывает моду на сезон вперёд. Вы ему верите и вприпрыжку скачите по тоненькой ниточке аромата, предвкушая добавку. И наплевать, что снятые сливки вам не дотащить, наплевать на сливки, главное помнить, что жаба — не соловей, и что носить копьё это ещё не значит сражаться, и что у человека существует одно единственное величие — это сознание своей скромной величины. Только вот неудача, вам для этого потребуется смирение, в то время, когда охота важничать, хотя, чем больше вы пыжитесь, тем легче плаваете на поверхности, как мяч или резиновый надувной матрац.. И, поэтому, злитесь. Но и злость — это, к сожалению не ново: спросите у Каина.
Телеграмма
умному и образованному
Вы открыли, что внешне это выглядит очень просто. Возьмём, например, две капли цинизма — и это будет пренебрежение к мещанской морали. Добавим к ним несколько ломтиков научного корешка, что привнесёт поэзию будущего, когда все станут учёными. Сверх того, щепотку запутанности, которая что, как ни глубина духа, смешаем это и выпишем на бумаге зигзагом, достаточно экстравагантно, по новаторски — продукт готов, а вам превосходно удалось скрыть своё дилетантство. Да, извините, я совсем забыл добавить пару зёрен прогрессивности, для этого лучше всего запастись какой‑либо цитатой из Библии, поставленной перед кривым зеркалом, в этом случае вы будете казаться воителем с предрассудками. И только одно, как я понимаю, будет у вас либо в недостатке, либо в избытке: муки творчества и любовь к людям, неподдельный абрис того, что роща вынашивает в «одиночестве и боли», как вынашивают любое произведение. Хотя именно это часто остается безвестным.
Телеграмма
слишком самоуверенному
Вы прекрасно усвоили, что если грохнуть кулаком по столу, то народ шугается безобидного звона подскочивших пивных кружек. Эту методу вы привили к литературе. Успех превзошёл ожидания. Видимо потому, что люди совестливые и неуверенные в себе легко отступают перед бесстыдной дерзостью. Ещё немного и они примут вас за пророка.
Телеграмма
вечно бухому
Вы утверждаете, что у Ли–Бо, даже в старости, вечно был на уме бокал вина, переливающийся через край бокал священного напитка, которым упиваются поэты, хотя и было замечено, что редко кому под хмельком удавалось написать стихотворение или там поэму. Но, всё равно, разве может когда‑нибудь прискучить ратовать за приятное времяпровождение в кабачке, когда романтически пенится вино в бокалах и где‑то рядом присутствует то самое: сдобное и пленительное, хотя и сугубо плотское, но неизменно вдохновляющее поэтическую самобытность. Любовь — это наживка, на которую клюёт любой читатель, особенно, когда это вовсе и не любовь, которую, скажем, пережил поэт, а клубничная карамель с вишнёвым сиропом. Вот вам самая благодарная философия, каждому по уму, а для поэзии просто находка, ведь груди, губы, колени и другие любовные атрибуты никогда не утратят привлекательность, они испускают такой заманчивый свет, что в его лучах легко может затеряться скромный самоцветик поэтического таланта. Поэтому, ну их, эти высокие идеалы! Закажем ещё по рюмочке! Авось кто‑нибудь и заплатит,
Телеграмма
предусмотрительному
Уважаемый поэт, вы у меня вызываете зависть! И как только вам это удаётся? Я начинаю думать, что какой‑то невидимый помощник всякий раз заранее подсказывает вам нужный образ. А вот я, ей богу, меньше всего думаю о том, понравится ли то, что я пишу, публике. Это совсем не значит, что я не думаю о читателях. Напротив, я очень много о них и о себе размышляю, пока леплю в сознании эти фигурки, и то, что выходит из рук моих всегда бывает горячим от слёз и пальцы пристают к липким пятнам кровавого пота. Вы же, как человек предусмотрительный, попросту установили в доме муфельную печь. Вот, взгляните на эту фигурку. Не правда ли, прелестные полоборота, Я могу их разнообразить и каждый раз попаду прямо в точку. Я делаю их по наитию и никогда не подражаю вам, но, не знаю каким образом, между нашими произведениями непременно возникает сходство. Оно проявляется даже в самом отличии. Дело, видимо, в том, что когда я пришёл туда, откуда вы собирались уходить, была иная погода. Для вас светило солнце. Мне же сопутствовал дождь, а часто и просто пинок под зад. У меня есть основания вам завидовать, ведь вам никогда не посчастливится узнать, что изредка вас посещала удача, в особенности в тех случаях, когда вы её совсем не ожидали. И не сказать, что у вас отсутствует талант, но он настолько эластичен и гибок, что моя зависть уже не вызывает удивления.