Три ряда красных букв.
Появляются. Исчезают.
Появляются. Исчезают.
РЕЖИМ
САМОЛЕТНОГО
ДАЛЬНОВИДЕНИЯ (РСД-РЕЖИМ)
Что за режим?
Я провел рукой под носом и обнаружил кровь.
Если кто-то наблюдает за мной в бинокль, то что он видит? Что я разговариваю с пустотой справа от себя? А когда отхожу в сторону, то телескоп сам собой начинает елозить по подоконнику и вертеться по сторонам или все это в моей голове? В моей голове?
Как зовут мою жену?
Кровь хлынула рекой.
Она оттащила меня от окна и приложила горячие ладони к вискам.
- Тсс! - сказала она. - Ничего не получится. С тобой не проходят одни номера, со мной другие. Нету ничего!
Она провела по моим губам и показала руку — чисто! Никакой крови.
Я вздохнул.
- Ты не даешь мне быть с сыном.
- Нет, не так. Я не даю тебе поступить неправильно, только и всего.
- Разве я поступаю неправильно?
- Сейчас — да.
Она сделала шаг назад и легла на кровать. Расстегнула блузку.
- У нас еще полчаса, - сказала она, - будем препираться или займемся чем-нибудь поинтереснее? Что скажешь?
Я щелкнул выключателем, гася свет.
- Зачем ты его берешь?
Я пожал плечами.
- Талисман. Может удасться передать сыну.
- Ты шутишь? Ладно, как хочешь.
Телескоп в сложенном состоянии напоминал пресловутое оружие будущего, которым так любили размахивать с экранов в пятидесятые герои дешевых киношек. Я покачал головой и открыл холодильник. Салон туристического класса не изменился: по-прежнему моргало освещение, тихо и синхронно покачивались кислородные маски, кто-то читал, кто-то в миллионный раз набирал смс на телефоне, кто-то смотрел в вечную тьму за иллюминатором.
- Дом, милый дом, - пробормотал я.
Она отвесила мне подзатыльник.
- А ну прекрати!
- Хорошо, только не дерись больше.
Мы медленно двинулись вперед.
Никто меня не видел. Я видел всех.
В который раз я спросил ее, почему мы начинаем с хвостовой части, почему, к примеру, не можем попасть в бизнес-класс со стороны кабины? Она снова ответила, что не знает и еще раз, на будущее, на все мои подобные вопросы — она не знает, не знает и не знает.
- Я просто волнуюсь.
Ее горячая ладонь на моей шее заставила меня зашипеть и подпрыгнуть.
- Прости!
Голос стал грубым и лающим. В нем появились нотки боли и безнадежности.
Только со мной она и жива, внезапно осознал я. А сына не может привести, потому что он здесь в качестве заложника. Она всегда к нему вернется. К сожалению, все это забудется по возвращении. Растворится как утренняя дымка.
- Сороковые ряды! - сказала она. - Соберись!
Я собрался.
Идти стало ощутимо тяжелее.
Ноги будто погрузились в янтарное варево, откуда-то из-под пола пробивался отблеск бушующего пламени.
Я принялся ругаться.
- Не поможет! - крикнула она. - Береги силы!
Берегу, берегу.
Берегу силы.
Скованность поднялась до пояса.
44 ряд.
Мой взгляд упал на ребенка с выражением пустоты на лице. Он вяло играл с кислородной маской. Тут же мою голову схватили и повернули прямо. Уши опалило — я закричал.
- Сам виноват! Не отвлекайся, я тебе сто раз говорила, что здесь работа вниманием и волей — это все! Дальше!
Совсем не весело сгорать в авиационном топливе. Ты же помнишь как тебе позвонили и сказали, что борт такой-то взорвался в воздухе. Помню, конечно, как не помнить. Помню свое неверие, которое сохранилось по сей день. Я выбрал не верить, я свихнулся. А все вокруг — следствие этого выбора. Но лучше так, чем никак. Лучше так.
41 ряд.
Скованность поднялась на уровень шеи. Вот здесь, между 41 и 40 рядом эта гребанная Стена. Не пройти, не проскочить. Граница миров. Сколько раз я пытался проломить, продавить, продраться сквозь нее и все заканчивалось одним и тем же — попятное движение в свой мир напоминало обратную перемотку. А потом похмелье и вспышки света под веками, рвота и сухость во рту.
Я опустился на колено, поставил телескоп перед собой и приник к окуляру.
Ну же, прошептал я, давай.
РЕЖИМ
САМОЛЕТНОГО
ДАЛЬНОВИДЕНИЯ (РСД-РЕЖИМ)
Надпись перестала мерцать и поменяла цвет на зеленый.
Нечасто, но все же я сюда прихожу. Приношу цветы, сижу, молчу. Мне говорили, что никогда ни с кем здесь ничего не происходило, летали, проверяли же. Но я все равно прихожу. Пью за их здоровье, слушаю тишину. И думаю, что хорошо, что ничего не случилось. Это прямо-таки здорово.