— С тобой все в порядке? — Лора дотрагивается рукой до лба Ренни. Ее кончики пальцев оставляют легкие вмятины. Голос доносится издалека.
Ренни с усилием выговаривает:
— Надо позвать врача.
— Зачем? Приезжие называют это Местью Монтесумы. Рано или поздно здесь это со всеми происходит. Ты выживешь, уверяю тебя.
Опять ночь. Далеко-далеко кто-то кричит. Если напрячь воображение, можно подумать, что где-то вечеринка. Ренни напрягает слух. Она уже привыкла к постоянному свету в коридоре и засыпает без всяких усилий, никто не беспокоится о ней, не разыскивает, она засыпает, обхватив себя руками. Вопли смолкают и наступает зловещая тишина, уж лучше бы орали.
Ей уже который раз снится человек с веревкой. Он неотступно следует за ней в снах, мыслях, он всегда рядом, он поджидает ее. Иногда ей кажется, что это Джейк, он лезет в окно, на голове чулок, просто ради смеха, он уже раз проделывал такую штуку. Иногда она принимает незнакомца за Дэниэла, тогда понятно, почему у него нож. Но это ни тот, ни другой, это даже не Поль, никто из тех, кого она знает. Лицо все время меняется, ускользает, должно быть, он невидимка, она не видит его, это пугает больше всего, его не существует, он только тень, незнакомый, знакомый, в его серебряных глазах Ренни узнает себя. Она начинает кричать.
Лора трясет Ренни за плечо, стараясь разбудить.
— Проснись, ради Бога! Или ты хочешь, чтобы сюда сбежались все полицейские с округи?
Ренни виновато протирает заспанные глаза.
Полдень. Ренни определяет это по жаре и по тому, как падает солнечный луч на пол их камеры. Приносят рис. Сколько еще ей придется зависеть от этой алюминиевой плошки? День кончается, когда она пустеет, за ним наступает следующий, полный томительного ожидания, прерываемого стуком костей, ударяющихся о красный пластик. Ее жизнь скукожилась, уменьшилась до этого единственного звука, унылого, как погребальный звон.
На внутреннем дворике что-то происходит. Тишину разрывают шаги, лязганье железа, резкие возгласы. Потом раздается пронзительный вопль. Лора вскакивает, роняет тарелку, ее содержимое летит на пол.
— О Боже, там стреляют.
— Не похоже. — Ренни не слышит никаких выстрелов.
— Иди сюда. — Лора сгибается у окна, подставляя Ренни сложенные руки.
— Нам не стоит высовываться. Нас могут заметить.
— Там может быть Принц.
Ренни аккуратно кладет тарелку на пол, ставит ногу на Лорины руки, та приподнимает ее, Ренни цепляется за прутья решетки.
Во дворе полно людей. Пять или шесть из них в голубой полицейской форме, другая группа состоит из странных персонажей. Они стоят на коленях, связанные друг с другом за руки, посреди выгоревших от солнца колючек, кустов, спутанной проволоки. Полицейские вооружены дубинками, штыками, хлыстами. У стоящих на коленях по спине разметались длинные черные волосы. Ренни даже решает вначале, что это женщины, но арестанты раздеты по пояс и она понимает, что ошиблась.
На голове у одного из них чудом уцелевшая шерстяная шляпа, напоминающая стеганный чехол на чайник. Полицейский рывком сдергивает ее, и волосы в беспорядке рассыпаются по плечам. Заблудившаяся свинья в панике ищет выход, она мечется, петляет среди людей, полицейские хохочут, двое начинают преследовать животное со своими штыками, остальные наблюдают. Свинья ныряет под помост для виселицы, выскакивает, и мчится обратно к выходу. Коленопреклоненные люди вертят головами, следя за происходящим.
Теперь Ренни видит у одного из полицейских в руках винтовку, он поднимает ее, у нее мелькает жуткая мысль, что сейчас он перестреляет всех, всю шеренгу. Он колеблется, как бы давая им время тоже в это поверить. Но он снимает штык и поигрывая им, пританцовывающей походкой, медленно обходит строй, он тянет время, наслаждаясь людским страхом. Он делает это не потому, что ему приказали, а потому, что ему это нравится, нравится тешить себя своей безнаказанностью, нравится внушать страх. Гнусное изуверство.