— Вы должны будете заплатить вперед, — отвечает англичанка, — в противном случае вас выпишут отсюда. Таковы правила.
Ренни говорит, что она в курсе. Ей приходит в голову выразить недовольство качеством пищи, но она отбрасывает эту мысль. Ведь это именно то, чего ждет не дождется англичанка, нервно постукивающая карандашом по краю столика. Ренни не в силах вынести этот пристальный взгляд глаз-бусинок.
Ренни выходит с коробкой из номера, и ставит ее напротив столика регистраторши. Затем возвращается обратно со своим багажом, забирает из сейфа камеру; паспорт пусть полежит здесь, так безопасней. Она спускается по каменным ступенькам вниз искать такси.
Такси нет, но Ренни видит мальчишку, толкающего перед собой тачку. Ему на вид лет восемь, может чуть больше, поколебавшись секунду, Ренни подзывает его. Она отправляет его за коробкой, ей не хочется лишний раз к ней прикасаться. Мальчик застенчив и неразговорчив. Он грузит все вещи в тачку, даже сумочку Ренни, и трогается с места, быстро перебирая босыми ногами по выщербленной мостовой.
Ренни пугается, что он так спешит, наверное, решил смыться, прихватив ее вещи. Она прибавляет шаг, по спине начинает струиться пот, ее охватывает неуверенность. Но увидев его худенькие руки Ренни решает, что больше всего он похож на рикшу — те тоже бегут быстро-быстро, чтобы не сбиться с ритма.
Парнишка ведет ее какими-то окольными путями, мимо обшарпанных деревянных домишек, по разбитой колесами дороге, слишком Узкой и грязной, чтобы по ней могли ездить машины, заваленной использованными картонными коробками. Они минуют крошечный домик, вокруг которого разгуливает куриное семейство с выводком цыплят, какой-то склад, заваленный мешками, в результате они добираются до причала.
Мальчишка, ни разу больше не оглянувшись, набирает скорость, оказавшись на ровной земле, он направляется к судну, которое качается на воде в дальнем краю причала. Ренни решает, что будет лучше, если она подоспеет туда одновременно с носильщиком. Ведь даже если он честен, то это вовсе не значит, что то же можно сказать о его приятелях, — вокруг них толпится ватага ребятишек, они бегут рядом с тачкой, выкрикивая непонятные слова и откровенно насмехаясь над тем, как она неловко пытается не отставать, отдуваясь от быстрого бега; поля соломенной шляпы хлопают ее по щекам, Ренни спешит вдогонку своей сумочке, словно боится, что та уплывет без нее. Ренни неловко пробирается через груды деревянных ящиков, мимо грузовиков, покрытых брезентом, то тут то там навалены кучи фруктов и диковинных овощей, отбросов. Напротив судна пацан останавливается, поджидая Ренни со странной улыбкой, которая настораживает ее, остальные ребята стоят поодаль, сбившись в кружок, оставляя Ренни место для прохода к судну. Он что, издевается над ней?
— Сколько с меня?
— Сколько дадите.
Конечно, она переплачивает, это видно по их ухмылкам, насмешливым, но довольным. Они хотят помочь ей погрузить вещи в лодку, хватаются за сумочку, за чехол от камеры, но Ренни отгоняет их, с нее довольно. Она ставит все вещи на причал, сама садится сверху, чувствуя себя наседкой. Естественно, теперь она не может никуда отойти, чтобы узнать насчет оплаты и времени отправления, а мальчишка уже укатил со своей тележкой.
Ренни теперь понимает причину его торопливости: он хочет сделать как можно больше ездок, пока судно не отчалит.
Ренни наконец переводит дух. Никто не видел ее, следовательно, она вне подозрений. Ей вспомнилось, как Джейка остановили за превышение скорости, а в бардачке у него был припрятан гашиш. «Веди себя спокойно», — успел он сказать, опуская стекло. Ренни потребовалось время, чтобы переварить его слова. Спокойно — для нее означало выскочить из машины и бежать куда глаза глядят, пока сил хватит. Но она продолжала сидеть в машине, не говоря ни единого слова, и это было вполне приемлемо, несмотря на то, что Ренни прямо кожей чувствовала, что вина окружает ее слепящим ореолом.
Так же и сейчас. Ренни решила вести себя как журналист, делающий свою работу и поглощенный исключительно своими проблемами. Если она будет вести себя как и подобает журналисту, то есть фотографировать, писать заметки, наброски к статьям, может, она и убедит себя. Все равно что корчить рожи: ее мать часто говорила, что гримасничать нехорошо, а то лицо состарится преждевременно.
«А, так вот что случилось с твоим», — пробурчала тринадцатилетняя Ренни, самый дерзкий возраст, по мнению ее матери. Правда, это было произнесено так тихо, что мать не услышала.
Ренни оглянулась, проверяя все ли на месте, взяла камеру, повертела в руках объектив. Вот к примеру лодка, она привязана к пирсу толстыми, в руку толщиной, канатами, — они завязаны на морские узлы. Когда-то корпус лодки был черного цвета, а теперь он весь изъеден коричневой ржавчиной в местах, где смылась краска. На носу можно различить выцветшее название «Память». У Ренни возникло сомнение, сродни тому, которое она испытала, впервые увидев самолет, доставивший ее в эти края: неужели ЭТО может держаться на воде? Но ведь эта посудина дважды в день совершала прогулочные рейсы в голубую даль. Наверное, никто не рискнул бы в нее сесть, если бы это было небезопасно.