С и в и л л а
О да! О да! Еще бы!
Но только песней соловей
Исходит все звончей,
И ничего ему не надо,
Чему жена не очень рада.
Х о р м а с о к
Да, грустно ей до слез,
А все цветет благоуханней роз —
С тоской в крови до звона,
Пречистая мадонна!
Блок отходит в сторону с каменным лицом; Хор масок устремляется за Белым с ее спутницей.
Х о р м а с о к
Смотрите! Друг-поэт колени преклонил
Пред женщиной неоцененной,
В живую жизнь влюбленной,
И тоже несказанно полюбил.
Он, мистик и мыслитель,
Шлет письма — не взыщите, —
Как гений, что сошел с ума,
Весь погружен в мистический туман.
(Пляшет.)
Как разобраться в этой амальгаме
Видений и страстей Прекрасной Даме,
Как Беатриче, не сошедшей в мир иной,
Со скромной долей быть женой
Поэта чистого при бурях века,
С достоинством высоким человека?
Любовь Дмитриевна, превесело смеясь, вырывается из круга масок и возвращается к Блоку.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
О, милый, что с тобой?
Б л о к
Маской смерти
Покрылось вдруг лицо, не правда ли?
Плясать я не умею в хороводе,
Что водит сам Дионис в исступленьи,
В безумие ввергая нимф и женщин.
Вот зрелище! Изнанка красоты!
Его не вынес и Орфей. О, Феб!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Ах, что привиделось тебе такое?
Здесь вечеринка, легкая игра
И вместо ваших философских бдений.
М е й е р х о л ь д
Театр не форма жизни, только символ.
Ч у л к о в
Анархия и мистика в единстве —
Вот новая поэзия и правда!
Д и о н и с
Все свято в таинствах Эрота.
Ищите все полета
В едином действе трех,
А, может быть, и четырех,
С открытым пламенем во взоре
Сойдитесь во соборе!
Ч у л к о в
Призыв хорош! Но вряд ли нов.
Б е л ы й
Что, эврика? Соборная любовь!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Ах, что бы это значило? Театр?
Мистерия любви? Или забава?
Б л о к
Да, подзаборная, никак иначе.
Б е л ы й
(про себя)
Как весело и ясно улыбнулась
С телодвиженьями вакханки милой
Обычно тихая жена поэта
И молчаливая — под стать ему.
(Оживляясь, с лукавым видом)
Призыв Диониса нашел в ней отклик,
Как я заметил по ее вопросам
И взрыву смеха до смущенья позже.
(Исполняя танец журавля)
Любовь к Пречистой Деве быть иной
Не может быть. О, боги! О, Дионис!
Петербургская сторона. Просторная квартира полковника Кублицкого, отчима Блока, в Гренадерских казармах. В гостиной с новыми корзинами цветов у куста гортензии Андрей Белый, Александра Андреевна, Любовь Дмитриевна и Блок.
Б е л ы й (сидя у рояля). Мне вспомнилось мое первое посещение Шахматова.
Б л о к (прохаживаясь с безмятежным видом). Цветы навеяли.
Б е л ы й (рассмеявшись). Странно: я удивился вам, Александра Андреевна, почти так же, как удивился Александру Александровичу при первом свидании с ним. Я не подозревал, что мать Блока такая.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (доверчиво). Какая?
Б е л ы й. Да такая тихая и простая, незатейливая и внутренно моложавая, одновременно и зоркая, и умная до прозорливости, и вместе с тем сохраняющая вид "институтки-девочки".
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (с улыбкой). Прозорливы вы, Борис Николаевич.