— Не стесняйся, милая, садись, — пригласила врачиха. — Мы не смотрим.
Москва — Питер
Площадка, где снимают политический ринг для прямого эфира, была оформлена в стиле модерн. Стекло и металл. Ничего лишнего. Уже прошла световая репетиция. Подготовились операторы.
— Леня, ты готов? — спросил сидящий за пультом Червинский.
— Готов. А где Долгова?
— Не знаю, — опешил режиссер.
— У нее же все материалы, — раздраженно сказал Крахмальников. — Куда она пропала?! Где помреж?
Бросились искать Долгову, не нашли, принесли только Крахмальникову заготовки. Они лежали у Ирины на столе.
— Без тракта? — спросил режиссер.
Крахмальников отмахнулся.
Обычно любое интервью перед прямым эфиром полностью прогоняли, имитируя и звонки телезрителей. Но при работе с Булгаковым в этом не было необходимости: у Олега Витальевича был прекрасно подвешен язык, и держался он перед камерой свободно и непринужденно. “Прирожденный актер!” — восхищался им Крахмальников. И даже слегка завидовал.
Сам он научился не бояться камеры не сразу, помог случай, о котором на студии ходили легенды и анекдоты. В самом начале телевизионной карьеры, когда Крахмальников бегал, подбирая хвосты событий, то есть был обыкновенным репортером, он ни за что не соглашался давать комментарий в кадре, комплексовал, как мальчишка. И чем дольше длилось его нежелание влезать в кадр, тем больше он боялся.
Как-то поехали снимать демонстрацию то ли коммунистов, то ли демократов. Примчались на место, когда колонна уже двигалась по Тверской.
— Держи листок, — подал оператор чистый лист бумаги Крахмальникову. — Надо камеру выставить.
Это было какое-то священнодейство оператора, по белому листку он выставлял параметры камеры. Евгений, привычно держа листок двумя руками, отошел на положенное расстояние.
Оператор поднял камеру на плечо.
И в это время к Крахмальникову сзади подошел мужичок. Сказать про него пьяный, это ничего не сказать. Он лыка не вязал. Шапка съехала на лицо, его пошатывало.
— Товарищ, я хочу сказать, — обратился он к Крахмальникову.
— Хорошо, хорошо, — отмахнулся Леонид. — Сейчас.
— Я вам всю правду скажу.
— Ладно, ладно… Вить, готово?
— Погоди.
— Товарищ, я тебе русским языком говорю, вы меня слушаете?
— Отойдите гражданин, не мешайте. Витя, готово?
— Я дам знать.
— А как же гласность?
— Гражданин, я позову милицию, не трогайте бумагу.
— Я хочу сказать!
— Пошел на х…! — не выдержал Крахмальников. Мужик опешил. Он не ожидал, что Крахмальников знает русский язык. И ретировался.
Демонстрацию сняли, приехали в студию на монтаж. Пока перегоняли материал на рабочую кассету, Леонид куда-то отлучился. А вернувшись, застал полную аппаратную народу. На него смотрели с нескрываемым восторгом.
— Ну, Ленька, ты дал!
— Что? Что такое?
— Классно ты в кадре смотришься.
И Крахмальникову прокрутили начало пленки, где он обложил пьяного мужичка.
Крахмальников был в шоке. Нет, не потому, что видел себя в кадре. Не потому что матюкнулся. Он узнал мужичка, которого так неосмотрительно послал. Это был известнейший депутат, тот самый, что выступил с обличительной речью против академика Сахарова.
— Лень, это надо давать в эфир, — сказал редактор. — Это сенсация.