Когда сюжет, наконец, отсняли, ассистенты начали паковать реквизит: перекладывать варенье - в банки, печенье - в кульки. Сахарный песок обратно ссыпать не стали, оставили мне.
Я сидела в пустой, разоренной квартире и думала: «Что это было? При чем тут я? У меня в жизни так много интересных занятий, а пятнадцать тысяч меня не спасут, проживу и без них».
Этюд на погружение
Аркадий Лимарев, продюсер, режиссер, актер
Я могу вам рассказать самый яркий эпизод из моей биографии подставного лица. Я должен был прийти и сыграть редактора желтой газеты, которого страшно достала его жена и который к финалу передачи выходит на авансцену и покрывает всех присутствующих - аудиторию, ведущего, зрителей - трехэтажным матом. Развитие сюжета состояло в том, что мой герой постепенно доходит до белого каления и, в конце концов, взрывается. Я был на тот момент молодым, никому не известным театральным режиссером и мог спокойно себе позволить засветиться подобным образом. Мое выступление произвело фурор. Кто-то из публики незапланированно полез меня бить, вмешалась охрана… Ведущий программы, известный артист, позже признавался мне, что «впервые не заснул на съемках». В редакционном баре меня встретили аплодисментами, а бармен налил мне виски за счет заведения…
Я оказался там не просто так - по просьбе хорошей знакомой, которая была на этой программе редактором. В свое время, когда проект только запускался, мы с ней вместе работали над первыми выпусками. Так всегда бывает - тот, кто программу создает, потом уходит, когда начинается рутина. Я помню, как мы увлеченно придумывали первые сюжеты, с каким увлечением говорили о «новой документальности», о реальном телевидении, которое (якобы) показывает людей такими, какие они есть. Я как раз и занимался так называемыми подсъемками. Например, как приходит девушка на собеседование, а будущий босс ее сходу имеет. Или муж-клептоман крадет деньги из тайника, который сделала жена. А мы это все видим как бы через замочную скважину. А потом этот материал иллюстрировал сюжет с гостями в студии. Мы нарочно придумывали истории, в которых реальность была гипертрофирована - нам казалось, что мы открыли новое художественное средство. Помню восторг ведущего, когда я на одном из мозговых штурмов предложил посадить в мешок двух котят, засунуть туда скрытую камеру, опустить это все в пруд и пронаблюдать, что животные будут делать. Скажете, жестоко? Но ведь вы, дорогие зрители, котят иногда топите, не правда ли? Так почувствуйте же на собственной шкуре, «как это делается». Естественно, до такого мы не дошли. Я пошутил, ведущий оценил.
Хотя всякое, конечно, у нас бывало. Я придумал сюжет про человека-бутерброда, сошедшего с ума от любви к девушке, работающей на улице в костюме-сосиске - он якобы сделал себе похожий костюм и стал ходить в нем на работу. Мы вместе придумали историю про человека, лицо которого все поросло странной растительностью. Сделали актеру грим, позвали известного стилиста, который за несколько минут должен был превратить его в нормального человека. На самом деле, конечно, стилисту надо было только за кадром снять с героя макияж.
Мы никогда не работали с реальными историями - и, поверьте, никто из наших… э-э-э-э… коллег с ними не работает. Они незрелищны, нехудожественны, обыденны. Или наоборот - слишком зрелищны. Я могу рассказать историю еще одной программы, которую наша компания делала для одного из телеканалов. Представьте: на кону - ну, скажем, миллион. В студии - три человека, попавшие в отчаянную жизненную ситуацию, и зрители с помощью пультов для голосования определяют, кому этот миллион достанется. И одна редакторша, моя знакомая, вдруг сказала старушке, у которой серьезно болел внук, и она просила деньги на его лечение: «Ну, вы поактивнее на жалость-то бейте, активнее, а то, глядишь, и деньги не вам достанутся, вам что, внука не жалко?»
Я не вижу ничего постыдного в том, что я делал. Однажды, гуляя с ребенком во дворе, я услышал, как бабки на скамейке спорят до хрипоты, правда ли то, что они вчера увидели в нашей программе. И у меня возникло чувство упоения - я заставил их думать и сомневаться!
Василий Овчинский, редактор, сотрудник службы кастинга, актер
Подставным актером я стал немного поневоле - работал редактором и, как это часто случалось, в один прекрасный момент должен был заменить выбывшего актера. Но обо всем по порядку.
На телевидение я попал - и это вполне типовая история - по наводке друзей, соседей по общежитию. Я окончил театральное училище у себя на родине в Белоруссии, в Гомеле, и приехал в Москву якобы получать дополнительное образование, а на самом деле просто устраиваться; московский ВУЗ давал возможность получить комнату в общаге. Ну, на очередной пирушке мне и предложили - а не хочешь ли, мол; большой холдинг, производит программы для одного очень серьезного телеканала, в одной из программ обсуждают разные бытовые и социальные конфликты. Я пошел на собеседование. Честно говоря, я ожидал чего угодно - но встретил там вполне нормальных, как говорят, вменяемых людей, которые без обиняков разъяснили мне, чем придется заниматься. А именно - придумыванием сюжетов, с вызывающе дикими обстоятельствами, но таких, которые могли хоть немного сойти за правду. Часть историй выдумывали на основе личной практики, часть черпали из таблоидов - причем через какое-то время мы сами уже научались отличать, где таблоиды нафантазировали, а где написали о реальном случае. Потом я стал одним из редакторов - в мои обязанности входило заявить сюжет, набрать группу, выпустить в студию и из отснятого материала смонтировать сюжет.
Набирали людей по фото. Перед каждым циклом съемок на кастинг приходило огромное количество актеров-любителей (попадались там и профессиональные актеры, но с ними мы работать боялись - они были совершенно неорганичны), и я со временем научился из этой толпы выхватывать нужных мне персонажей. В этом было что-то гадкое - так проституток в свете фар дорогих машин выбирают… Дальше начинались репетиции.
Сюжеты были такого рода - мужик и его теща решили пожениться и вместе выгнали теперешнюю жену мужика. И сначала в студию приглашают мужика, потом «поприветствуем тещу», потом якобы взбешенную жену, потом они дерутся…
Было несколько правил для развития сюжетов - обязательно должен быть неожиданный поворот, вновь открывшиеся в течение программы обстоятельства и, по возможности, драка. Подставными в программе были все - основные персонажи, «репликанты» (те, кто подает реплики с места), и аплодирующая массовка; все брались из одной картотеки, разница была только в оплате труда. Вы, если внимательно смотрите телевизор, можете заметить, что часто на нескольких ток-шоу лица одни и те же.
И вот однажды в соседней группе, где работал мой приятель, случилось непредвиденное. Отобранный «артист», выучивший и отрепетировавший текст, не приехал на съемки. Просто не приехал, и все. Меня попросили выйти вместо него, я отказался. Меня стали упрашивать, умолять, и я сдался.
Это было ужасно. Я даже не знаю, с чем это сравнить. Я, профессиональный артист, вдруг оробел. Чтобы хоть как-то справиться с накатившей тоской, я во время экстренной репетиции переключился на партнеров - простых людей за сорок, которым все это, в отличие от меня, было в радость. Я вообще больше всего в актерском деле ценю взаимодействие с партнерами - мне не так важно самому выделиться, сколько составить хороший ансамбль. Именно этот случай научил меня ценить простых людей - то, что профи сыграет «из мастерства», непрофи достанет из собственного жизненного опыта, а это всегда гораздо интереснее. Мы подготовились, вышли, вспыхнули прожектора, пошла музыкальная заставка - и тут уже я включился и сыграл все как надо.