– Марик, паразит такой, хоть ты не издевайся! – возмутился Цунь. – Иди, да спляши, раз такой умный! Маргус Лиепа…
– Сергей, почему ты так нервничаешь? – недоуменно проговорил Маргус. – Если ты этот приз так хочешь, я могу его взять.
– Э-э, Марик, ну тебя на фиг! – встревожился Цунь. – Ты что, чокнулся – четыре патруля в зале! Повяжут в момент и смыться не успеешь!
– Зачем повяжут? – не понял Маргус. – Она же сама предлагает?
– Так танцевать же надо, деловая колбаса! Танго! Ты хоть слово такое слышал?!
– Да, я слышал. Я по телевизору видел один раз. Я смогу, – Ауриньш уже не смотрел на Серегу, а внимательно оглядывался вокруг.
– Вот, – остановился он на ком-то прицельным взглядом. – Мне кажется, она подойдет, антропометрия хорошая…
Мягко, но непреклонно раздвигая плечом толпу, он направился к неприметной девчонке в черном платьице, одиноко скучавшей у колонны. Серега глянул на нее – и аж затосковал от жалости. Маргус, козел ты электронный, что ж ты делаешь, а? Девчонку и так судьба обидела: такая страшненькая, что даже поддатые солдаты на нее не клюют, так еще и ты над ней поиздеваться решил. И ведь хрен остановишь гада – у него там уже какая-то программа врубилась!
Маргус между тем приблизился к девушке и, вытянувшись перед ней в струнку, уронил в поклоне свою гладко причесанную белобрысую башку. Сказать, что девчонка растерялась – значит, ничего не сказать. Опешила, обомлела, вспыхнула, бедная – аж глаза слезами набухли, отшатнулась было смыться, да куда там: все уже это дело заметили, мигом расступились и стоят, гады, заржать готовые. А Маргус все стоит – стройный, элегантный, как графин: прибалт – он и есть прибалт, недаром только им и доверяют у нас в кино эсэсовцев да иностранцев играть. И девчонка перед ним вздохнуть не смеет – нет, ну как же ее угораздило такой страшненькой-то уродиться? Разве только что волосы у нее шикарные – вороные, тяжелые, конским хвостом схвачены, да фигурка, в общем, ничего – стройненькая такая, тонконогая. И тут она с Маргусом взглядом встретилась – и будто отключилась: чуть улыбнулась, ресницы опустила (да они у нее какие длинные, оказывается!) и в самом настоящем реверансе присела! Тут уж все притихли и быстренько к стенам оттянулись, чтобы им простор дать – для маневра, значит.
Маргус уверенно, словно только этим всю жизнь и занимался, вывел девушку в центр зала. И они замерли в классической позе – стройные, легкие. Сама меньше всего ожидавшая такого развития событий массовичка ткнула пухлым пальчиком в клавишу магнитофона. Запись оказалась на удивление хорошей: чисто и сильно вступил старомодный оркестр и его звукам мгновенно откликнулись тела танцоров.
То, что происходило дальше – трудно передать словами. Исчез гарнизонный зал с аляповатой лепниной на потолке. Пропала эстрада с пошленькой группой и накрашенной солисткой. Улетучился неистребимый казарменный запах, исходящий от десятков разгоряченных тел. В зале воцарилась аргентинская ночь – знойная, страстная, с шумом океанского прибоя и шелестом пальмовых листьев. И королевской парой этой ночи были эти ребята – бог ты мой, как же они танцевали! Лед и пламень – ни убавить, ни прибавить. Сдержанно-холодный, с отточенными, властными движениями белокурый Ауриньш, пожираемый изнутри синим огнем еле сдерживаемой страсти. И – порхающая вокруг него угольной тропической бабочкой, обжигающая его черным пламенем девчонка с ледяным сердцем, в самый последний момент властно не позволяющая пересечь ему последнюю, самую тонкую грань страсти. Зал ошеломленно смотрел на них, и было совершенно ясно – научиться так танцевать – невозможно, как невозможно научиться у птиц летать, для этого надо самому родиться птицей.
Прозвучал последний аккорд, и танцоры замерли, брошенные друг к другу последним порывом: Маргус одной рукой обнимал девчонку за талию, другой рукой подхватил ее дерзко вздернутое бедро. Одна рука девчонки обхватила шею Маргуса, другая – легла ему на грудь, готовая как оттолкнуть, так и прижать к себе. И – глаза в глаза, сердце к сердцу – вместе с бешеной страстью столько целомудрия было в этих двоих, что ни одна зараза даже не гыгыкнула, ни одной соленой шуточки не прозвучало. Только штык-нож патрульного неловко звякнул в звенящей тишине.
Танцоры изящно, по всем правилам, поклонились. И вот тогда грохнули аплодисменты! И восторженный свист, и вопли! Девчонка, словно внезапно проснувшись, растерянно озиралась по сторонам и стремительно краснела. Маргус что-то тихо говорил ей, мягко похлопывая по ладошке, а к ним уже спешила-спотыкалась восторженная тетенька-массовичка с тортищем на вытянутых руках.
– Зам-мечательно! – провозгласила она рыдающим голосом. – Я с огромным удовольствием вручаю этот приз… Как, ребята, вас зовут?.. Лиле Марлиной, радиоинститут, и Маргусу Ауриньшу, десантное училище! Похлопаем, товарищи!
– Спасибо, сударыня, спасибо! – подхватил у нее торт расторопный Цунь. – Нам уже пора, у нас увольнение кончается.
– Ой, мальчишки, вы что – уходите? – окружили их знакомые девчонки. – Да вы что – идемте к нам! Чаю попьем, поболтаем!
– Не, не, девочки – в другой раз! – решительно отмел все поползновения Колдин. – Вы мне телефончик оставьте, мы к вам потом обязательно зайдем, а сейчас мы уже опаздываем. Все, все, Маргус! Пошли, говорю! – и, балансируя коробкой с тортом в одной руке, другой рукой он ухватил за рукав Ауриньша, ведущего светскую беседу с партнершей по танцу и шустро потащил его к выходу.
– Лилька, халда такая, ты откуда этого пацана знаешь? – накинулись девчонки на подругу. – И не говорила ничего!
– Да вы что! – беспомощно отбивалась та. – Я в первый раз его вижу!
– И танцевала в первый раз? – ехидно сморщила нос Лариска. – Ну, ты тихушница! Честно скажи – где занималась?
– Ой, девки, да я правду говорю! – ухватилась за виски бедная Лиля. – Он как на меня глянул – все! Ни о чем больше не думаю, только музыку слышу, и все само собой как-то выходит. Прямо дышать не могу, вся как на автомате – чуть не описалась!
– Марик, ну ты ваще! – Колдин восхищенно хлопнул Маргуса по спине и припустил по направлению к улице Каляева. – Я уж думал – все, звездец, сейчас какую-нибудь корку отмочишь. Видел, как патруль в стойку встал? Думал, повяжет…
– Не спеши, времени еще достаточно, – догнал его Ауриньш.
– А торт заныкать? А то, а се?.. Слушай, а ты правда – где танцевать так классно научился? Прямо – этот… кабальеро, блин!
– Я же сказал – один раз по телевизору видел, и запомнил.
– Ну ты даешь! А откуда узнал, что эта Лилька танцевать умеет?
– Она не умеет. Я же говорил, у нее просто антропометрия подходящая для танцев. А я ее под контроль взял.
– Это как? – остановился Цунь.
– Ну, во мне заложена такая специальная командирская программа, называется «делай, как я». Основана на резонансе биополей с обучаемым или просто партнером, когда необходимо совместное выполнение какого-либо действия. Командир при помощи этой программы берет под контроль биополе и психику партнера – например, солдата, или как сейчас вот…
– Неслабо! И что – трудно?
– Нет, не трудно. Только повышенный расход энергии происходит.
– Во ништяк! – возликовал Цунь. – Маргус, дай команду старшине, пусть нас с тобой на каждые выходные в увольнение отпускает.
– Нет, нельзя. Старшина – командир, я с командирами не имею права так поступать.
– И у вас субординация, блин. Ну как у немцев, елки-палки… Так, пришли! Держи, – он сунул в руки Маргусу коробку с тортом.
– Еще не пришли, – оглянулся Маргус, – КПП – вон где.
– Без тебя знаю, где, – фыркнул Колдин, вскарабкиваясь на кирпичный забор, часто утыканный острыми ржавыми прутьями. – Кидай мне торт, да аккуратней, смотри!
Недоумевающий Ауриньш очень аккуратным броском отправил коробку точно в руки Колдину.