Как город властвует в тиши
Над обездвиженной равниной.
Твои слова наперечёт.
Будь злее, пристальней, короче.
А ночь течёт, течёт, течёт, -
И всё не завершиться ночи.
***
Лунные долины,
Лунные ручьи.
Были масти львиной,
А теперь ничьи.
Льнули к сердцевине,
Слыли янтарём,
А теперь пустыне
Отданы внаём.
***
Как в этом светлом мареве колонн,
Я опрокинут в чей-то давний сон...
Заброшенный в пространство белой ночи,
Здесь ангел спит... Проснуться он не хочет, -
И вот, встают фасады и мосты.
Затерянные в сумеречной глади,
Они прямы, как войско на параде,
То ангел их сновидит с высоты.
И вот мне тоже грезится и мнится -
Мне видится совсем иной столицы
Сырой и неустойчивый апрель.
Косой и тонкий нож стоит в зените,
Сверкая, словно царственный Юпитер
В соседстве с витражами Сент-Шапель...
А спящий задыхается и стонет,
И что-то в тонком поменялось тоне, -
Строй зданий заструился как живой...
Вот росчерк солнца поперёк картины -
То словно звонкий отблеск гильотины
Над спящей Александра головой...
РОНДО
"Дантон, Дантон, почему ты спишь", -
Записка в руке, дрожа...
А ему бы с парижских весёлых крыш
Следить за броском стрижа.
А ему бы в полях собирать цветы
С весёлой ребячьей гурьбой.
Дантон, Дантон, посмотри - мосты
Парижские под тобой.
В Конвенте докука и всё врасхлёст, -
Недобрые времена.
Туман ложится на Новый мост,
И близится жерминаль.
Он прочь уйдёт, и рукой махнёт, -
Ему всё равно уже.
Ему важны лишь цветочный мёд,
И долгий полёт стрижей...
***
Я отпускаю-пускаю по водам мой хлеб -
Легкий кораблик из мягкорассыпчатой зерни.
Я опускаю ладони и вижу, что слеп -
Не до конца, так чтоб чувствовать отсвет вечерний,
Отсвет закатный, мне брошенный солнцем в лицо, -
Выкроить чтобы хоть сны из багряного плата...
Выкроить сны - или выкормить вещих птенцов?
Выкроить сны? Или выстроить за ночь палаты?
Я так хочу прикоснуться к Твоим образам,
Дева-Владычица, Матерь-Заступница, только
Страшно почувствовать, как по иконе слеза
Нитью багряной струится, и где та иголка,
Чтобы в нее провести эту алую нить,
Мир раскроённый, разорванный мигом заштопать.
Я не обучен и слеп - ну куда же мне шить?
Слезы твои пропадут - или станут потопом?
Мало кто знает, но больше я так не могу.
Сердце мое не вмещает таких лихолетий.
Здесь убивают как жрут - второпях, на бегу,
Не отерев ни клинка, ни свинцованной плети.
Я опускаю ладони, и счастлив, что слеп.
Не до конца - так, чтоб чувствовать отсвет вечерний.
Я отпускаю-пускаю по водам мой хлеб -
Легкий кораблик из мягкорассыпчатой зерни.
ЭЛЕГИЯ ОСТАНОВЛЕННОГО ВРЕМЕНИ
...Да, ты права. Барокко загостилось
У нас в Москве, но ты не виновата.
Ты так хотела, чтобы время длилось
Под ливневое горькое стаккато.
В ушко ночного неба - облака
Любила продевать твоя рука,
Их растрепав в бахромчатые клочья.
А я влюбился в долгое отточье
Твоих движений, в задержанье их,
Почти неуловимое для взгляда...
Мне миновали восемь вёсен кряду,
И время было - длить всё тот же стих..
Тянулись дни, как провода. Их дрожью
Заболевал и я, когда - по коже,
По нервам, по всему, что я лишь есть -
Звонки твои сквозили - звёздным током,
И я вбирал - всем слухом одиноким -
Трезвона всполошившуюся жесть.
А после говорила ты, - с оттяжкой,
Как бы припоминая, позабыв,
Значенье слов... Так дождь на кипень ив
Роняет слезы, - вдумчиво и тяжко...
А город вновь морочил листопад,
И листья на карнизы и балконы
Ложились, как ложится на иконы
Багряно-золотой, в огнях, оклад.
Зонты шуршали, затихала скрипка.
При встречах ты проделывала гибко
Свой полуироничный реверанс.
И я встречал упрек любимых глаз -
Любимых, разлюбивших? Осторожных,
Как барышня пред узником острожным.
И время совершало шаг назад,
Хотя вперед, к тебе лететь хотело.
И становилась мне белее мела
Моя душа, хоть был упорен взгляд.
...Мне не избыть ошибки никогда.
И ты всё в том же затяжном отточье.
И всё бежит по трубам водосточным
Не время, нет, - обычная вода...
ИМЯ ЛУННОГО ВЕТРА
Нарисуй меня снегом на паперти вспаханной пашни.
Дай мне в руки зеркальные свитки.
Имя южного ветра я стану глотать вперемешку
С посеребренным льдом.
Я схвачу вековую остуду концами смеющихся пальцев.
Прошлогодние молнии лягут к ногам бересклета.
Тишина потечет по морщинистой пажити неба.
Время станет встревоженной рыбой плескаться в струях тишины.
Стилос ветра отточен.
Лунный воск подготовлен к работе.
Я целую следы пролетевшей и скрывшейся птицы.
На изломы сетчатки накинь календарную сеть
И смотри в это небо...
Камни лижут мне ноги.
За прожилками клена,
За паутиной созвездий
Растревожен, в истоме, трепещет не мой поцелуй.
Дай мне этот кувшин.
Дай тростник, бересклет, мяту, тмин и немного свирели.
Я задумал вчера сотворить хоть немного пространства.
Мне становится тесно, и я задохнуться боюсь.
Спит столица империй.
Сторожа запускают шутихи.
Гамлет встретит отца, и начнется неведомо что.
А душа моя стала пергаментом, не берестою.
Кровь давно опрозрачнена, карий зрачок обесцвечен.
Гамлет ищет меня, но ему не нужна эта встреча.
Все гораздо страшнее.
Сухою соломою пальцев
Я плету гобелен - лунный свет завивается в пряжу,
Чтобы чье-то лицо заглянуло мне в самое зренье.