А разве это неверно?
— Что-то вроде.
— Дурочка! Тебе трудно влюбиться, я понимаю. Таким рациональным маленьким девочкам это практически не удается, если они не стараются. Но влюбленность и любовь — разные вещи, ты об этом знаешь.
— Догадываюсь. Только не представляю себе, в чем разница.
— А в том самом. В направленности, а ты о чем подумала? Если ты влюблена — это для тебя. К самому объекту по большей части это не имеет никакого отношения, за флером нежных чувств его просто не видно. Радость, подъем, море сильных ярких эмоций. Для ведьм это отлично — дар раскрывается полностью. Очень полезное состояние, но есть одно но. Мозги выключаются напрочь. А у тебя голова работает в режиме нон-стоп, не выключишь.
— Ну вот такой я эмоциональный уродец.
— Глупости. Ты не можешь влюбляться, но можешь любить. Сильно, верно, глубоко. Видеть все недостатки, понимать, и все равно любить. Такого, какой он есть. Это дано немногим.
— И Вы считаете, я кого-то люблю?
— Не кого-то а Гиаллена. Это видно невооруженным глазом.
— Почему-то Кориолан этого не рассмотрел.
— Кориолан? Да он просто слепец! Вот он-то и есть эмоциональный урод, даром что на морду лица красавчик. Сам не способен на настоящее чувство, и не видит этого в других. Даже удивительно, что у такого морального монстра — такой приличный сынок.
Правильно она мне напомнила. Если, по ее мнению, я люблю Гиаллена. то что для меня сын мессира Кориолана?
— А Юстин?
— Ты сама мне давеча рассказала: милый мальчик, младший братишка, которому ты сочувствуешь. Конечно, ты его любишь, сестры обычно любят братьев, но с ними не спят и замуж за них не выходят.
Не с чем поспорить. Я примерно так к Юсу и отношусь, хотя целоваться с ним мне понравилось.
— Мистрис Гиневра, а с чего Вы взяли, что я люблю Гиаллена?
— Ой, девочка, кончай разводить политес. Можешь звать меня Гин и на ты. У ведьм не принят высокий штиль.
— Спасибо, Гин. Так что там все-таки насчет Гиаллена?
— А то ты сама не знаешь?! Это просто бросается в глаза. Заботилась о нем. Ходила как за малым ребенком. Силу свою не жалела, отдала почти всю, чтобы только он ночь пережил. Я тебя на грани поймала. Защищаешь как свое. Готова костьми за него лечь, вон как на Ранульфа набросилась. Это любовь, детка. За тех, к кому равнодушны, так не бросаются. И не надо мне лапшу на уши вешать про мировую справедливость.
Она про наш с Алом договор и не вспомнила. Но я-то не забыла!
— Да он мне за спасение столько должен! Пусть вперед расплатится, а потом уж помирает!
Гиневра опять закатилась от смеха:
— Ой, девочка, с тобой не соскучишься. Понятно, почему Ал на тебя запал. Ты же не соврала, когда сказала, что он сделал тебе предложение?
— Гин, я по возможности не вру.
— Я так и поняла. Но если ты из Ала признание и предложение сумела вышибить… Прямо не знаю. Зацепило его серьезно, как бы не на всю жизнь. Ни одной из моих ведьм не удавалось заставить его даже во влюбленности признаться.
А чего ему признаваться, когда любая и без этого к нему в постель прыгнуть готова. Ведьмы, небось, в очередь записывались. Гиневра, кажется прочитала эту мысль на моем лице.
— Ты правильно понимаешь, спать — он со всеми спал, но вот отношения… Их Ал старательно избегал. Если на тебе сломался — это же здорово! Вот я повеселюсь! Да мы все развлечемся!
Интересно, а у самой Гин с Алом что-нибудь было?
— Детка, у меня с ним никогда ничего… Не мой тип. Мы только цапались, и то по работе.
Что, у меня действительно все на лице написано? Да еще с такими подробностями?
Вдруг Гиневра злобно прищурилась.
— Вот с Кориоланом было… Ох, было! Еле выпуталась. Молодая была, глупая. Зато теперь он у меня попляшет! А ты мне в этом поможешь. Так, скоро время выйдет, собирайся. Потом договорим, на вольной воле.
Не вышло. Только я поправила на себе одежду, пальцами расчесала волосы и сложила одеяло, но котором притащили Ала, в камеру притопали трое доблестных служителей закона. Давешний блондинчик в зеленой мантии, еще один, помоложе и не такой противный, и третий, в мантии синей. За спиной у них маячили двое юнцов в серой робе магов-строителей.
Малосимпатичный тип, возглавлявший делегацию, сначала пошарил глазами по камере, видать, Гиаллена высматривал. Не нашел. Тогда он развернул украшенный гербами лист пергамента и зачитал:
— Девица Мелисента Мери из Арнера, аспирантка отдела эликсиров, Вам предъявляется обвинение по трем пунктам. Первое. Вы совершили в отведенном Вам казенном помещении акт черной магии, абсолютно запретный на территории Валариэтана. Второе. Вы скрыли от Совета Магов нахождение на вверенном Вам помещении невоплощенного духа, которого воплотили путем черномагического ритуала. Третье: Вы способствовали совершению этого преступления другими лицами.
— Вот бредятина, — вырвалось у меня.
Действительно, преступление совершила либо я, либо другие лица. Нельзя меня обвинять по двум взаимоисключающим пунктам. Но судейского чиновника эти несуразности не смущали.
— Девица Мелисента, обвинение Вам предъявлено по форме в присутствии свидетелей. Будьте любезны подписать в знак того, что ознакомлены.
— Подписывай, не бойся. — толкнула меня в спину Гиневра, — Теперь им придется представить твое дело в суде, а там мы поборемся.
Я не стала упираться, ибо без толку. Взяла протянутое мне перо и поставила закорючку внизу пергамента. Не удалось уйти из тюрьмы дуриком, и ладно. Меня отсюда на руках вынесут, с поклонами и извинениями!
Получив мою подпись и спрятав пергамент в недрах своей мантии, мужичок обратился к Гиневре:
— Прошу Вас покинуть камеру. Никто, кроме тюремщика и следователя, не может находиться с обвиняемой наедине.
— Наедине, говорите? — задумчиво протянула ведьма, — ну что ж, тогда Вам придется составить мне компанию, потому что мы не договорили.
Он хотел было возразить и возмутиться, но Гин так на него посмотрела, что блондинчик завял и уныло встал у стеночки, изображая ожидание.
— Мелисента, детка, не буду тебя задерживать. Последний вопрос. Это ты сделала эликсир, которым пользуется Магали?
— Я.
Выходит, она все время об этом знала и держала в голове? Интересно получается.
— Потрясающе! Раньше она выглядела молодящейся, а теперь просто молодой. Для нас, ведьм, это не очень актуально, но вот для немагов… У тебя осталось еще это зелье?
Глаза Гиневры горели как уголья.
— Последний флакончик. Но это не окончательный вариант.
— А существует рецепт, прописи, что-то в этом роде?
Понятно, к чему этот вопрос. Нет, дорогая, я не позволю себя бросить на полдороге.
— Только здесь, — я ткнула пальцем в собственную голову.
— Но у тебя же должны быть лабораторные журналы, записи…
— Записи я уничтожила, а лабораторные журналы зачарованы: прочесть их могу только я
— На кровь заговор?
— На кровь и ауру. Для чужих там будут пустые листы, как в ведьминских гримуарах, а при попытке снять чары тетрадь самоуничтожится.
— Сама делала?
— Нет, ведьма знакомая.
— Все, все, все! Прекращаем болтовню! — завопил чиновник.
Кажется, он тоже услышал то, что ему нужно.
Да пожалуйста, Гиневра уже спросила все, что хотела, по удовлетворенному выражению лица видно. Мне тоже лишние разговоры ни к чему, лучше бы поесть принесли. Ведьма кивнула и подмигнула мне, подтверждая, что главный вопрос задан, затем объявила:
— Девочка, пусть объяснят тебе твои права. Ни на какие вопросы не отвечай без адвоката. Сегодня не успею, но завтра пришлю. Не благодари.
Алый вихрь поднялся вокруг ведьмы, когда она встала, и через мгновение ее и след простыл.
Гадкий блондинчик забубнил:
— Девица Мелисента, сейчас Вас переведут в камеру. Где Вы будете находиться до суда. К Вам смогут приходить посетители, у Вас будет адвокат. Если не на что нанять, Совет Магов Вам его предоставит.