Ишь он меня как… Воблой обозвал. Ал заметил, как скривились мои губы, и заговорил с жаром:
— Мели, я неправильно сказал. Не обижайся, моя хорошая, ты никогда не стала бы воблой. Ни при каких обстоятельствах. Я просто злюсь на самого себя. Думаю, лет через десять ты была бы замужем за кем-нибудь из сослуживцев, и он носил бы тебя на руках. Потому что кроме ума и таланта в тебе столько тепла и доброты, ты сама не представляешь. И я бы не имел счастья это узнать, если бы не наблюдал за тобой долго-долго.
Да уж, понаблюдал он за мной всласть. Имел для этого широкие возможности. Я его по большому счету гораздо хуже знаю, чем он меня.
— Ты молчишь, Мели? Хорошо, молчи, а я скажу. Мне с тобой страшно повезло, пожалуй, ты — это самая большая удача в моей жизни, а я вообще везунчик.
Ага, везунчик, чуть не год без тела болтался. С другой стороны, в результате остался жив и здоров… Действительно везунчик.
— И не потому, что ты меня вытащила, хотя за это я буду тебе всегда благодарен, а потому, что теперь я не один. И ты тоже, Мели, никогда больше не будешь одна, без помощи и поддержки. Мы вместе, Мели, а вместе мы — сила. У нас все будет, Мелисента. Я для тебя в лепешку расшибусь. Главное, чтобы каждый вечер ты сидела напротив меня за столом, а каждое утро, просыпаясь, я видел твою головку рядом на подушке. Ну, и хотелось бы работать в лаборатории рука об руку.
Как приятно! Мне никто никогда таких хороших слов не говорил, даже Юстин, когда в любви признавался. Особенно я рада была услышать последнюю фразу. Меня не собираются сажать в клетку и сдувать пыль, вот что главное. Кстати, раз уж мы все равно какое-то время тут пробудем…
— Ал, раз уж приходится на какое-то время остаться в этой квартире… Я бы хотела выполнить обещание, которое дала королеве Энике.
Только что мой мужчина тихо и расслабленно лежал, и вот он уже навис надо мной и смотрит грозно:
— Мели? Мели, что ты обещала Энике? И за что? И когда?
Смешно: он голый сидит и глазами сверкает. Но смеяться не надо, лучше ответить по существу.
— Ал, она пришла ко мне в тюрьму. Хотела получить рецепт моего эликсира…
— Тут я виноват: сказал, что больше не буду делать для нее ее любимое зелье. Но к тебе ее не посылал.
— Нашлись доброхоты. Думаю, та же Гиневра.
— Сейчас не стоит выяснять, кто виноват. Важно другое: что ты ей обещала?
А что я ей, кроме эликсира, обещала? В сущности ничего. Это она обещаниями разбрасывалась. Так я и сообщила взволнованному мужу.
— В сущности, ничего. Сказала что за декаду-другую сделаю ей действенный эликсир, но для этого мне нужно выйти из тюрьмы.
— А она? Что она должна была для тебя сделать?
— Ой, она много чего обещала, из того, что мне даром не нужно. Для начала сказала, что даст мне графский титул и выдаст за своего племянника. За Юстина, ты понимаешь, чтобюы я вошла в королевскую семью.
— А за это…
— За это я должна обеспечивать ее своим эликсиром по гроб жизни, а заодно и тех, на кого она пальцем укажет.
— А ты? Отказалась?
— Ты меня за дуру считаешь? От такого не отказываются, особенно когда предлагает королева, но и соглашаться мне тоже было не резон. Я ей предложила погодить. Вот выйду из тюрьмы… Попросила только помочь в одном вопросе.
— Это в каком же?
— Сделать так, чтобы мое дело рассматривалось публично и расширенной коллегией судей. Ей это раз плюнуть.
— А за это ты ей что обещала?
— Я же тебе говорю: как только выйду на свободу, сделаю ей порцию эликсира, ей срочно надо, действие твоего зелья уже подошло к концу.
Ал выдохнул и рухнул на спину рядом со мной.
— Ф-ууу… Отпустило. Мели, родная, как я испугался. Эта стерва Эника… Если бы ты ее получше знала… Она хотела загрести тебя под себя, обратить в кабалу. И у нее могло бы получиться, если бы ты дала слабину. Но ты умница, моя девочка. Ни на что не согласилась, ни от чего не отказалась. С ней это единственно верная тактика. Как я рад, что заставил Совет совершить над нами обряд. Вовремя. Теперь она нам не страшна. А эликсир сделаем, я тебе проассистирую. Заодно и поучусь готовить этот замечательный продукт.
Мне почему-то захотелось его подразнить, и я ляпнула:
— А представляешь, если бы я согласилась… Стала бы графиней, вышла бы за Юса…
Он посмотрел на меня как на больную:
— Мели, ну о чем ты говоришь? Зачем тебе это счастье? Кортальский двор с его интригами, Эника с ее жаждой вечной молодости, Кориолан в виде свекра и леди Лютеция в качестве свекрови? Ты же через неделю в петлю полезешь. Ах да, забыл. Этот милый мальчик в качестве мужа.
— А что ты имеешь против Юстина?
— Ничего. Он милый, симпатичный, хороший парень. Умненький, но маленький. Не твой размер, моя лапочка. Защитить тебя от своих родственников он не смог бы, наоборот, они бы заставили его плясать под свою дудку, и вряд ли тебе бы это понравилось. Ты гораздо сильнее его, Мели, ты бы попыталась его немного переделать под себя и сломала. А сломанным нельзя пользоваться, родная.
Я засмеялась.
— А ты? Ты — мой размерчик?
— На мой взгляд, как по мерке сшитый. Тебе меня не сломать, да ты и не будешь. Ты же разумная и рациональная, я тоже, поэтому и я тебя ломать не намерен, ты меня устраиваешь какая есть. Кроме того, мы ни от кого не зависим и всегда сможем договориться.
— Думаешь, мы никогда не будем ругаться?
— Не думаю, знаю: будем. Еще как будем. Но поругаемся и помиримся, моя Мели, ведь правда?
Поспешила ему напомнить, как мирятся образцовые супруги, и он решил мне это продемонстрировать не отходя от кассы. Мирились долго и со вкусом. А ведь даже ни разу поругаться не успели.
Ближе к вечеру мы все же выбрались из кровати и перебрались в гостиную. Никуда уже идти не хотелось, да и смысла не было. Все, что должно было случится, произошло, и никто из нас не видел смысла идти продолжать начатое на другое место.
Я достала кое-какие заготовки и спроворила ужин. Накрыла на стол, и в это время в дверь постучали. Если честно, я подумала, что к нам решила зайти Матильда, но в коридоре стоял бледный мальчуган лет пятнадцати с корзинкой в руках.
— Вот, мистрис, Вам велели передать.
Он сунул ручку корзины мне в руки прыснул вон с такй скоростью, что я с трудом его задержала. Вручила медяк, горстку которых я в свое время припрятала у дверей, чтобы одаривать посыльных, и спросила:
— От кого корзиночка?
— Совет… Велели… Это Ваши вещи, мистрис, из тюрьмы. Те, что Вы в камере оставили.
Выросший у меня за спиной Ал перехватил ношу и захлопнул перед пареньком дверь.
— Твои вещи? Разреши, я проверю, Мели?
— Боишься, что нам прислали какую-нибудь гадость?
— В том числе. Не хотелось бы мне, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Он поставил корзинку на стул и, прежде чем откинуть крышку, активировал плетение, выявляющее наложенные заклинания. Корзинка оказалась девственно чиста.
Я протянула ему свою (Игерранову) знаменитую пуговицу для проверки на яды. Их тоже не оказалось. Тогда Ал открыл корзину и предложил мне достать оттуда мои вещи. Корзинка оказалась полной до краев.
Надо же, как я в тюрьме умудрилась барахлом обрасти! Вытащила лежавшую сверху стопку моих рисунков (не поленились собрать, надо же!) и стала разбирать белье. В общем и целом все стирать, но кое-что можно уже выбросить.
Ал тем временем схватил листочки и стал их разглядывать, крутить в руках так и сяк, разве что не нюхать. Затем спросил:
— Мели, ты говорила, что рисуешь, когда думаешь.
— Ну да. Рука сама рисует, мозг я даже не пытаюсь подключать, видишь, какие загогулины выходят.
Он закивал в ответ и углубился в рассматривание моего бессознательного творчества. Я отнесла белье в ванную, замочила, ветхое и застиранное выбросила, одеяло сложила, чтобы отправить в чистку, в общем, занялась хозяйством. Когда через полчаса вернулась в гостиную, Ал сидел над моими листочками, запустив руки в волосы, и на лице его отражалась лихорадочная работа мысли. Пойти, что ли, еще чайку принести?