Хотя очаги вооруженного сопротивления еще оставались, и некоторые «преступные племена» находились под надзором и в двадцатом веке, расширение сферы полицейских полномочий в Индии означало, что йогины все больше демилитаризовались и были вынуждены селиться в городах и селах (Briggs 1938 , 59)
Правонарушением стало считаться даже ходить голым или носить оружие, — два отличительных признака Нага (Садху) аскета – вероятно, это была реакция на двойной вызов – британской благопристойности с одной стороны и военной и экономической гегемонии с другой (Farquhar 1925b, 449). Лишившись заработка наемного солдата, многие были вынуждены зарабатывать на жизнь йогическими представлениями и нищенством, став объектом презрения для большинства слоев индийского общества и объектом вуайеристского увлечения или отвращения у европейских визитеров.
Как наемников — йогинов боялись и поносили. Как бездельники и социальные паразиты, за деньги выставляющие напоказ свои конторсии или связанные с «непристойными и либидозными интригами», йогины вызывали «скорее презрение, чем уважение» у ортодоксальных индуистов (Bose 1884b , 191–92). В культуре, где «полярность чистоты и загрязненности организует социальное пространство» (Flood 1998, 57), вне-кастовый йогин был воплощением ритуальной нечистоты, а также символом дикости и отсталости, от которой современные индусы всеми силами пытались отмежеваться.
Ортодоксальные индуисты презирали их, и британские жители Индии искоса смотрели на всех, кто имел дело с «этими грязными парнями йогами» ((Dane 1933 , 224). Хатха-йога была всеобщей парией колониальной Индии.
Следует также заметить, что боевые йогины всех происхождений практиковали режимы упражнений, предназначенные приучить тело к суровым условиям походной жизни и подготовить его к бою. Эти режимы, пишет Гхури (Ghurye 1953, 108) были «почти точными копиями военной муштровки, регулярных (т.е. современных, вестернизированных) армейских подразделений, муштровки, служащей составной частью их подготовки для поддержания боевой готовности»(Ghurye1953, 108). Дасгупта утверждает, что наги саньясины из Дашанами Акхара 6 «практиковали телесную аскезу и трудные позы» наряду с боевыми техниками и обучением владению оружием (Dasgupta 1992 , 14).
Мэтью Кларк (Clark 2006) недавно показал, что эти акхары многим обязаны суфийским боевым организациям, которые начинают господствовать в центральной Индии с семнадцатого века, и Виджай Пинч (Pinch 2006) также показывает, до какой степени «индуистский» военный кадровый состав был пронизан суфийскими установлениями.
Хотя я и не нашел веских доказательств досовременных взаимных наложений практики хатха-йоги и элементов боевой подготовки (суфийской или какой-либо другой), тем не менее ясно, что семантическое скольжение, которое мы наблюдали в самом термине «йога» (от собственно практикующего йогу до аскетических наемников), расширяет рамки термина, включая тех, кто практиковал физическую культуру с целями далеко не йогическими. Именно это пространство скольжения послужит в дальнейшем важным основанием для включения физкультурно-ориентированных практик в современную йогу, подобных практике боевого культуриста Маника Рао (гл.5).
Это поможет также объяснить явное расхождение между позами, описанными в средневековых текстах хатха-йоги, и некоторыми разновидностями постуральной практики, приписываемой хатха-йоге современными инноваторами, в наше время таковой является практика асан, происходящая, предположительно, как из йогических и боевых телесных практик, так и из новых импортных форм физической культуры.
Ученость девятнадцатого века
На протяжении десятилетий до и после реформирования йоги Вивеканандой, общим для европейской учености было характеризовать йогинов как опасных, нищенствующих трикстеров, часто в противопоставлении созерцательным, благочестивым практикам «истинной» йоги. В этом смысле, ученость способствовала помещению хатха-йогинов с их практиками за рамки допустимых религиозных обрядов.
Например, американский санскритолог Е. В. Хопкинс в своем труде «Религии Индии» 1885, пишет, что «йоги-жонглеры» на сегодняшний день разделяют с исламскими факирами репутацию «не столько аскетов, сколько мошенников» (E. W. Hopkins1970 [1885], 486 n.1)