Рассмотрением дела Клауса-Бруннера не очень активно занимались в полиции, как и жалобой на Гервальда Клауса-Бруннера, с которой обратился, в свою очередь, четырьмя неделями позже Ян Мирко Л. 28 июня 2016 года он сообщил в полицейский участок в Берлин-Кройцберг о преследованиях со стороны политика. Эти преследования были «чудовищными и возмутительными», писал он в протоколе. Он чувствует себя подавленным и боится, что ситуация может обостриться, так как физически он уступал подозреваемому». Несколько раз он просил Клауса-Бруннера оставить его в покое, но тот пригрозил ему «настоящим террором».
Но на этом гнев Мирко, по-видимому, утих. О камере в ванной и фото в туалете он не упомянул в своем заявлении. Также он не заполнил анкету, которую получил через несколько недель из уголовного отдела. Для того чтобы прокуратура могла начать дело, он должен был подать жалобу прокурору, так как преследование относится к уголовно наказуемым действиям. Но Мирко этого не сделал. Соответственно, прокуратура сразу не приступила к рассмотрению материалов по этому делу.
Полиция могла бы действовать и без жалобы в прокуратуру, так как угрозы преследователя могли бы быть реализованы и повлекли бы за собой уголовную ответственность. Но призвать к порядку Клауса-Бруннера только на основании жалобы Яна Мирко Л. было бы проблематично, поскольку полиция не видела явной опасности. Если бы жертва рассказала о вторжении преследователя в свою квартиру, полицейские, возможно, отреагировали бы по-другому, даже если в их интересах было не поднимать шума вокруг этого дела.
Согласно Уголовному кодексу Германии преследователь – это человек, который преследует другого человека против его воли и угрожает ему насилием. По данным статистики криминальной полиции, в 2015 году в Германии более 21 000 человек пострадали от преследования. Официальное число случаев в течение нескольких лет сократилось, но число незарегистрированных дел велико. Из страха или стыда многие жертвы боятся сообщать о своем преследователе. 80 % преследователей – мужчины, 80 % жертв – женщины.
Часто преследуют и атакуют знаменитостей шоу-бизнеса, спорта и политики. Печально известен случай голливудской актрисы Джоди Фостер, которую в подростковом возрасте преследовал душевнобольной Джон Хинкли-младший, увидевший ее в картине «Таксист» (1976) и идентифицировавший себя с безумцем, сыгранным Робертом де Ниро, который в фильме совершил покушение на политика. 30 марта 1981 Хинкли выстрелил 6 раз в президента США Рональда Рейгана, однако ранило его только рикошетом.
Известен и более трагический случай: встреча 25-летнего преследователя Марка Дэвида Чепмена с Джоном Ленноном закончилась смертью последнего – Чепмен застрелил сооснователя «Биттлз» 8 декабря 1980 перед его квартирой в Нью-Йорке в Центральном парке. Даже звезды спорта становятся жертвами преследователей. Теннисистку Штеффи Граф в течение 14 лет преследовал сумасшедший фанат, который называл ее «любовь моей жизни». В 1993 году, находясь в критической точке своего безумия, он ударил ножом соперницу Штеффи Граф Монику Селеш. После ареста он объяснил, что хотел «исправить список мирового рейтинга».
В июле 2016 года федеральное правительство решило реформировать действующий с 2007 года закон о преследовании. С тех пор жертвы не должны были доказывать, что они «серьезно пострадали» от преследования. Они меняли место работы и жительства, чтобы избавиться от преследования, а это защищало прежде всего преступников. При таком раскладе только от 1 до 2 процентов всех заявлений против преследователя завершались судом. «Преследование должно в будущем наказываться, даже если жертва не поддается давлению и не изменяет свою жизнь», – прокомментировал цель законодательной реформы министр юстиции Хайко Маас. Мера наказания осталась неизменной: кто настойчиво преследует другого человека против его воли, рискует лишиться свободы сроком на 3 года.
Многие преследователи, однако, психически нездоровы, и поэтому угроза наказания едва ли их пугает. Часто это неудачники в социальном, профессиональном и личном плане, которым нечего терять. Несмотря на его краткосрочную известность, следует отнести Гервальда Клауса-Бруннера именно к такой категории людей. Даже когда я с ним познакомился лично в конце 2011 года на вечеринке журнала «Штерн» в Берлине, он показался мне очень сомнительной фигурой. Его одежда – комбинезон и палестинский платок – казались мне совершенно нелепыми, так же, как и его грубое неотесанное поведение, которое, вероятно, должно было скрыть его неуверенность. Во всяком случае, он не был мне симпатичен. Но даже если бы я уже тогда знал, что через 5 лет при нашей следующей встрече он будет лежать передо мной на секционном столе, это не изменило бы моего мнения.