Фитотерапия – это медицина повествования, сказал как-то мой преподаватель, и мне запомнилась эта фраза. Перед тем как выписать рецепт в конце приема, львиную долю часа ты слушал пациента и получал представление об истории его жизни, отпечатанной в теле. Из всех методик лечения эта ближе всего к психотерапии, к исцелению через разговор. Меня поражало, как сами пациенты понимали свое тело, как они видели неразрывную связь между своим физическим и эмоциональным опытом. Кто-то говорил, что развод привел к обострению цистита; кто-то считал опухоль следствием давней трагедии; потерявшие близких страдали от язвы или теряли голос, как знаменитая пациентка Фрейда Дора.
После получения диплома я открыла свою практику в городе Хоув. У меня был просторный белый кабинет, окнами в вытянутый сад, куда мне, правда, нельзя было выходить. В другом конце коридора находилось крошечное помещение для изготовления лекарств, где я на старых латунных весах отвешивала таволгу и лаванду для травяных чаев, откапывая гирьки в пять и десять граммов и чихая от клубов пахучей пыли, – мне всё еще иногда снится, как я это делаю. Пациентов я принимала самых разных возрастов, от младенцев до глубоких старцев. Ко мне приходили девушки с анорексией и целые семьи с тревожным расстройством. Ко мне приходили люди, у которых мучительно не выходило зачать ребенка, женщины, настолько одинокие, что их одиночество уже переросло в болезнь, мужчины, которым на этом свете оставались считаные недели. Я слушала их истории, и, хотя я знала, что одному пациенту нужно выписать бучу и хвощ, а другому – душистую фиалку и тысячелистник, мне всё равно казалось, что главным образом я оказываю им помощь, давая возможность выговориться, играя роль свидетеля, перед которым они целиком разматывали спутанный клубок своих недугов. Сам процесс как будто уже был частью исцеления, и тем больше меня завораживала загадочная природа болезни, приходящей и отступающей путями не всегда видимыми.
В то время распространился тлетворный образ мышления, особенно среди нью-эйджистов и сторонников альтернативной медицины, согласно которому все заболевания вызывает негативное психологическое состояние, а тело – это арена, где подавленные или нераспознанные эмоции сеют хаос. Одним из главных распространителей таких теорий стала пожилая американка по имени Луиза Хэй, бывшая модель с бело-золотыми волосами и упругим, подтянутым лицом, ставшая миллионершей благодаря своему учебнику по самопомощи под названием «Исцели себя сам». Книга разошлась тиражом в пятьдесят миллионов экземпляров и стала одним из самых читаемых произведений в жанре нон-фикшен в истории. После развода с мужем в конце 1960-х Хэй начала ходить в спиритуалистическую церковь, где ее познакомили с понятием позитивного мышления. Она утверждала, что только с помощью него исцелилась от рака шейки матки (когда в 2008 году репортер «Нью-Йорк таймс» попросил ее предоставить какие-либо доказательства, она сказала, что уже давно пережила всех докторов, кто мог подтвердить ее диагноз).
Во вселенной Хэй разум куда сильнее тела. Она утверждает, что болезнь, даже такая серьезная, как рак, может сама по себе исчезнуть, если проработать стоящее за ней душевное страдание, – не нужны ни лекарства, ни терапия, лишь позитивная аффирмация, заключающаяся в повторении формул вроде «Я прекрасный человек» или «Я излучаю здоровье». Проще, чем выучить алфавит, – а в 2004 году она как раз выпустила «букварь» заболеваний и их психологических причин: акне вызывает нелюбовь к себе, артрит пальцев – желание наказать себя, а астму – подавленные слезы. Рак – это обида и ненависть, а полиомиелит – парализующая зависть (недуг, конечно, внезапно ставший очень редким в Англии после 1950-х, когда изобрели вакцину от полиомиелита).
Меня не удивило, что она стала одним из самых продаваемых авторов всех времен, всего на одну ступень ниже титанов вроде Даниэлы Стил и Агаты Кристи. Почему-то спокойнее верить, что болезнь – это следствие, ответ на подавленные эмоции и непереваренные травмы, чем принять экзистенциальный ужас случайности, знание, что напасть может случиться в любой момент с каждым, каким бы хорошим, невинным или эмоционально здоровым человеком он ни был. Вера в то, что болезнь возникает в результате работы нашего разума, как будто дает пациенту власть над ней и вместе с тем – страшное чувство вины. Что меня больше всего раздражало в теории Хэй, так это то, что она возлагала ответственность за болезнь на того же, кто от нее страдает. Эта теория противоречит науке и, сверх того, несет в себе еще более коварную мысль: у тела есть правильное состояние, любое заболевание или дисфункция – это результат неудачи, а физическое здоровье – награда за душевное равновесие.