— И кто же этот злодей? — спросил он.
— Не знаю… — Шерстка на Криме стояла дыбом. — Сначала я думал: интриги… Правая Рука подставляет Левую, Левая — Правую… Потом думал: на Смотровой кто-то кого-то подсиживает…
— А теперь?
— Никто никого… — сдавленно сказал Крима, сдерживаясь из последних силенок. — Понимаешь, Арабей? Никто никого! Никаких сбоев, никаких накладок, все идет по плану. Каждый приказ (понимаешь, каждый!) во вред Телу!
— Ну не каждый, положим… — уточнил Арабей. — Скажем так: каждый второй…
— И ты спокойно об этом говоришь?!
— А почему я должен нервничать?
— Потому что клятву давал! Трудиться на благо общего Тела!
— Все давали.
— Вот именно!
— Ты не волнуйся, — попросил Арабей. — Давай обсудим все спокойно… Значит, ты утверждаешь, что наше высшее начальство (начальство-начальство — получается так!) разработало план уничтожения Тела и теперь, стало быть, его реализует… Верно?
— Верно… — вздрогнув, подтвердил Крима.
— Сознательно, по твоим словам, приказ за приказом, предательски выводит из строя Почки, Печень, Легкие… Даже Ногти…
Крима промолчал. Ему было жутко.
— Зачем? — спросил Арабей.
— Что зачем?
— Зачем ему это? Ведь если Тело погибнет, то и мы вместе с ним. Все мы. В том числе и начальство…
— Какая разница… — обессиленно вымолвил Крима. — Главное, что оно это делает. А мы давали клятву…
— …точно и добросовестно исполнять приказы, — хладнокровно добавил Арабей. — Если помнишь, там и такой пункт был.
— На благо Тела! — завопил Крима. — На благо!.. А если само начальство умышленно причиняет вред…
— То что?
Крима ответил не сразу. В глазенках зрела страшная мысль.
— Его… надо… сменить… — с трудом одолевая каждое слово, словно бы в бреду выговорил он.
Арабей восхищенно посмотрел на юного бунтаря.
— Да я, оказывается, тебя недооценивал! И как ты это представляешь?
— Сбросить с Тела!
— Всех начальников сразу?
— Всех!
— Не жалко?
— А они нас жалеют?!
— Н-ну, допустим… Сбросили. А дальше?
— А дальше чертоматка новых нарожает.
— Хм… — Арабей усомнился. — Ты уверен, что новорожденное начальство будет лучше?
— Будет! — уверенно выпалил Крима. — Они ж наивные придут, с прозрачными рожками… копытцами… А мы их воспитаем, объясним…
— А кто воспитывать будет?
Крима задумался, заморгал. Вспомнились ему склоки между Эйло и Сормой, антагонизм Левой и Правой Рук… Каждый ведь на себя одеяльце потянет. Любой ценой. Такой шанс: наивное новорожденное начальство — дури его как хочешь…
— Знаешь, — подытожил Арабей. — По-моему, ты остановился на полпути… Самое правильное решение: сбросить нас всех до единого, а чертоматка новых нарожает.
Крима был сражен этой его фразой. Тоскливо оглядел небеса, сквозь которые по-прежнему необоримо проступал Тот Свет, и снова опустил рожки.
— Понимаю теперь… — нахохлившись, пробурчал он.
— Что понимаешь?
— Предшественника своего понимаю… От такой истины сам в Бездну прыгнешь…
— А кто тебе сказал, будто он прыгнул в Бездну именно от этой истины? Кто тебе сказал, будто то, что ты сейчас наплел, и есть истина?
— А что же?
— Так… Твои собственные домыслы, не более того…
— А как же… приказы?..
— Насчет приказов… Ну, насчет приказов ты прав, — вынужден был согласиться Арабей. — Насчет остального — нет. Что же касается истины… — Морпион осклабился, похлопал по взъерошенному плечику. — Истина, поверь мне, куда страшнее!
Смысл услышанного проник в сознаньице не сразу. Как? Еще страшнее?.. Куда же еще страшнее?!
— Ты с кем-нибудь об этом говорил уже? — спросил Арабей.
— Нет.
— Вот и хорошо. И не говори, ладно? Обещаешь?
Обещание свое Крима нарушил вечером того же дня. На Левой Руке сразу приметили, что Маникюр не в себе. Любопытный Балбел подкатился с расспросами — и Крима не устоял, раскололся.
— И ты молчал?! — ахнул темношерстый толстячок. — Знал — и молчал?!
— Ну так я сам только сегодня все выяснил…
— Погоди! — перебил Балбел. — Дай за народом сбегаю…
И побежал за народом. Привел дружка своего Арбао с Лэекафаром, не поленился сгонять на Локоть за Мниархоном. Видимо, по дороге он уже успел кое-что шепнуть, ибо все трое были заранее заинтригованы.
— Им тоже расскажи! — потребовал Балбел.
Рассказал. Выложил как на духу. Ни крупинки не утаил. Криму слушали, ошеломленно облизываясь. В широко раскрытых глазенках — не поймешь: то ли гнев, то ли восторг.