Надо было вцепиться ей в горло, пока она была больна и ослаблена. Теперь, когда она выздоровела и восстановила физическую форму, мое будущее становится пугающе нестабильным и подчиняется воле случая.
Ну-ка, признавайтесь честно, на этом этапе хоть кто-нибудь из вас верит в мою победу? Хоть одна задница среди вас, сидящая в метро, в гостиной, на кухне, на любимом стульчике у дружеского камина, на водной кровати, купленной пару дней назад, в кресле на колесиках, купленном по случаю, на пластиковом сиденье для унитаза, купленном сто лет назад, на коленях вашего сожителя, подвернувшегося по ошибке, — есть ли среди вас хоть одна задница, так уютно приклеенная сейчас на своем насесте, которая бы сказала себе:
— Этот парень сделает ее. Он ее точно покрошит.
Признайтесь, не убеждены ли вы с первых строк, что моя карта бита, что я проиграл заранее, что даже рак в последней стадии не убьет меня с такой степенью вероятности, как моя жена? Удовольствие, которое вы получаете сейчас от чтения, разве не сродни наблюдению за гибелью «Титаника»? Разве у вас не так же текут слюнки, когда вы следите за поединком двух маленьких влюбленных веронцев под безжалостным шекспировским пером? Вы — очевидцы, говоря обычным языком. А по-моему, вы просто маленькие грязные мещане.
Мне на самом деле глубоко наплевать, что вы по этому поводу думаете. Как нищему, у которого просят денег взаймы.
Вру. Это неправда. Вру и глазом не моргну. Как зубодер перед удалением коренного зуба. Мне просто необходимо, чтобы вы мне верили.
Мне нужна ваша поддержка в этом деле.
Мне нужен выигрыш.
Все время забываю, что мы живем с вами в параллельных временах. Что для вас все это уже в обозримо далеком прошлом.
Мое настоящее.
Ваше прошлое.
Мое пространственно-временное одиночество смущает меня.
Это будет завтра. Я должен сделать это завтра. Я чувствую, как моя воля слабеет, она устает и ее голос все тише, пламя моего гнева растапливает ее, она тает, как кусок воска в кулаке. Это все время, проклятое время само отнимает у своего течения все, что мы ему так опрометчиво доверяем. Бессмысленно ему доверять. Безрассудно приписывать ему добро. Время делает нас малодушными.
Решено, это произойдет завтра. Завтра решится — она или я. Я. Так меня больше устроит.
28
Ну, вы, конечно, помните это солнце, которое беззаботно резвится в складках белоснежного постельного белья летним утром, милое лицо и усталые глаза, которые выглядывают из-под простыни. Вы, конечно, помните такую любовь, когда уже с утра чувствуешь, что денек будет не из прохладных. День-огонь. И вы помните маленькие бледные ножки, эти вечно холодные ножки на горячем от утреннего солнца иолу вашей спальни, эти ручки, которые прикасаются к вам так, как они одни в мире умеют это делать. В общем, вы поняли, о чем я говорю.
Так вот, это то, что я хотел бы сохранить на всю жизнь, после того как она умрет.
Ее ножки. Ее ручки.
Обещаю, я буду хорошо себя вести. Я буду хорошим мальчиком. Я ограничусь только воспоминаниями.
А вы помните тот прилив, что уносит вас в открытое море, как он увлекает вас в морскую бездну, в ту коварную волну, что укачивает вас и обволакивает пеной, чтобы вы пошли ко дну незаметно? А помните вашу любовь, прикосновение, от которого у вас закрываются глаза? А любимое существо — неизведанные глубины, опасные погружения? В общем, вы поняли, о чем речь.
За этот опыт я скажу ей спасибо, перед тем как она умрет.
— Спасибо. А теперь подохни.
Обещаю, я буду хорошим мальчиком. Я буду хорошо себя вести, я не скажу ей, что я ее люблю.
Уже девять часов. Итак, в ту же самую реку.
Судя по звукам, она устроила в кухне настоящий погром. Не иначе как чует недоброе. Захотела спастись бегством. Грохот бьющейся посуды.
Дребезг бьющегося стекла.
Что-то крепкое. И тяжелое. И острое.
Моя задница не так удобно пристроилась, как ваши, доложу я вам. Она вся по уши в… лапше.