— Как ты сюда попал?
— Влез в окно. Стекло выбил.
— Там же высоко!
— Смешная!
— Вода в душевой так и льется…
Он снова потянул меня к себе, как паук добычу…
Под утро он ненадолго задремал. При робком свете забрезжившего утра я украдкой целовала широкий лоб и опаленную шею. Сначала я думала о том, что любимый хотя бы дремлет со мной, а не с Анжелой. Затем о том, что этого простого парня совсем не знаю. Что-то он носил в себе — непонятное, скрытое. Видно, что-то увез с войны, что меня совсем не касалось. Меня и вовсе ничего не касалось, а ночь любви я украла и полностью ее оплатила. Еще я думала, что впервые не переживаю из-за предстоящего переселения в другое тело. Раньше всегда сильно нервничала.
Проснулся Сергей. Потянулся ко мне, полный нежности, и мы вновь слились в любви. Теперь он занимался только мною, не так, как в первый раз. Я пыталась себя контролировать, но быстро потеряла ниточку, которая связывала меня с реальностью, а когда спохватилась, было поздно. Домик снова пронзил крик, но я его уже почти не слышала. Какие-то ошметки сознания еще оставались. Перед глазами сквозь красную пелену мелькнуло перекошенное лицо Сергея, затем — дверь спальни, коридор и душевая.
Холодные струи воды, руки Сергея, ловкие и заботливые. В ушах еще свистело, в груди спекся горячий ком, но стало легче, зрение прояснилось. Сергей завернул меня в полотенце и унес в спальню. Долго пытался у меня выяснить, что случилось, ничего не добился. Врать не хотелось. Пусть думает, что угодно.
Он уехал на работу, оставив меня наедине с мыслями. И думала я о том, что ночь любви оплачена далеко не полностью. Я обманула не только любимого человека, но и себя. Пришлось честно принять к сведению, что я за пять дней к нему привязалась, а ночь сделала нас близкими. Ни к чему оно… Он любит глаза Анжелы, волосы Анжелы, ноги Анжелы и ее бесподобную грудь. Да и любовь это разве? Просто у него долго не было женщины. Ничего, переживет. Мысли пустые, напрасные. Когда я вернусь из медицинского центра, и если он еще появится, скажу ему, что Танюшка уехала далеко-далеко. Это будет единственной правдой. Все остальное — ложь.
В назначенный час я приехала в Контору. Клиенты и исполнители друг друга не видят, не положено. Капурина не выдержала, нарисовалась у меня в палате. Встала на пороге и вперила в меня жадный взгляд: каким стало ее тело? Я, в свою очередь, с любопытством ее разглядывала: как я смотрюсь со стороны? И сильно ли клиентка попортила мое тело? Да, фигура слегка расплылась и одрябла, то это дело поправимое. У меня не возникло ощущения, будто я смотрю в зеркало. Скорее, увидела двойника с незнакомой мимикой на знакомом лице. Ощущение было неприятным.
Анжела осталась довольна, улыбнулась мне моими губами. Неужели моя улыбка может быть настолько ледяной? Надо бы потренироваться…
Перед переселением нас подвергли наркозу — в разных помещениях. Каким образом происходит обмен телами, не знают ни клиенты, ни волонтеры. После обмена мы неделю находимся в медицинском центре под наблюдением. Единственное физическое последствие — слабость и тошнота в течение трех-четырех дней. Пройдет пара-тройка лет, и Анжела наверняка станет такой же, какой приехала в Контору заключать трехсторонний Контракт…
Через неделю я покинула Контору. Впереди меня ожидал год свободы, затем — снова Контракт и центнер — полтора чужого мяса. Калитка была закрыта, но рядом с домом на высоком крыльце кто-то сидел. Сергей… Я замедлила шаг. Сейчас предстоит самое сложное. Я молча открыла ключом калитку, прошла мимо него, словно мимо незнакомого человека. Сергей поднялся.
— Где Таня?
Я медленно подняла на него взгляд. Сергей осунулся, стал старше лет на пять. Держать его взгляд было невыносимо. Сердце сжалось в комок от боли и страха.
— Таня уехала, — ответила я и не узнала собственный голос. Подумала: а правда ли это, что Таня уехала? Ведь Таня — это я. Но с Сережей была другая Таня, та, которая Анжела. Которая и в самом деле уехала — в свой родной город за четыре тысячи километров отсюда.
— Куда? — требовательно спросил Сергей. Он приблизился и посмотрел мне прямо в лицо. Серые глаза его сейчас отливали сталью. Держись, Татьяна! Я не могла вымолвить ни слова, только неопределенно пожала плечами.
— Куда она уехала?
Желая услышать ответ, он приблизил свое лицо к моему вплотную, и вдруг побелел и отпрянул.
— Вы сестры? — выдохнул он.
Я остолбенела. Сейчас он смотрел в черные, как ночь, глаза настоящей Тани, в масляные глаза с азиатским разрезом. Потому что мой отец — японец, мать — китаянка.