Солнце начинало припекать. На пляже появились Бабетт и Леа, они устроились метрах в десяти от меня. Сегодня они были с голой грудью, а в остальном одеты просто – в одинаковых белых бикини. Они, судя по всему, познакомились с какими-то парнями, хотя не думаю, что собирались с ними спать: парни были рослые, мускулистые, и все же ничего особенного.
Я поднялся, собрал вещи; Бабетт оставила рядом с купальным полотенцем женский журнал «Elle». Обернувшись, я посмотрел на море: подружки плескались и шутили с юнцами. Я быстро нагнулся, сунул журнал к себе в сумку и перебрался на другое место.
Море было спокойное, взгляд уносился далеко на восток. По ту сторону его, наверное, Камбоджа или Вьетнам. Посередине между берегом и горизонтом маячила яхта; быть может, какие-нибудь миллиардеры коротают время, бороздя далекие моря – монотонно и романтично одновременно.
Теперь ко мне приближалась Валери, она ступала по самой кромке воды и время от времени шаловливо отпрыгивала в сторону, спасаясь от волны. Я живо приподнял голову и с болью обнаружил, что у нее восхитительное тело. В целомудренном раздельном купальнике оно выглядело на редкость привлекательным; грудь плотно заполняла бюстгальтер. Я легонько махнул ей рукой, полагая, что она меня не заметила, но в действительности она уже направлялась ко мне; женщин не так просто застать врасплох.
– Вы читаете «Elle»? – спросила она удивленно и немного насмешливо.
– М-м… – ответил я.
– Можно взглянуть? – и она села рядом со мной. Непринужденно, привычными движениями она пролистала журнал: раскрыла страничку моды, посмотрела начало: «Вам хочется почитать». «Вам надоело сидеть дома»…
– Вчера вечером вы снова ходили в массажный салон? – спросила она, покосившись на меня.
– М-м… нет. Я его не нашел.
Она качнула головой и погрузилась в изучение основного материала: «Запрограммированы ли вы любить его долго?»
– Ну и каков результат? – спросил я, выждав некоторое время.
– У меня никого нет, – ответила она просто.
Эта девушка меня совершенно сбивала с панталыку.
– Я плохо понимаю этот журнал, – продолжала она. – Тут говорят только о моде, о «новых тенденциях»: что пойти посмотреть, что прочитать, за что нужно бороться, новые темы для разговора… Читательницы не могут носить то, что надето на этих манекенах, так почему их должны интересовать новые тенденции? Обычно это женщины в возрасте.
– Вы думаете?
– Я знаю. Моя мать его читает.
– Возможно, журналисты пишут о том, что интересует их самих, а не читательниц.
– Это должно быть экономически нерентабельно; вещи делаются для того, чтобы удовлетворять запросы клиента.
– Так, может, это и удовлетворяет запросы клиента. Она задумалась, потом сказала неуверенно:
– Может, и так…
– Думаете, в шестьдесят лет вы не будете интересоваться новыми тенденциями? – настаивал я.
– Надеюсь, нет, – отвечала она искренне. Я закурил сигарету.
– Если и дальше оставаться на солнце, мне надо намазаться кремом, – сообщил я меланхолично.
– Сначала искупаемся! А потом намажетесь. Она вскочила на ноги и потащила меня в воду.
Плавала она хорошо. Что касается меня, не могу сказать, что я плаваю: так, держусь чуть-чуть на воде, быстро устаю.
– Вы быстро устаете, – сказала она. – Это оттого, что много курите. Вам надо заниматься спортом. Я за вас возьмусь! – Она сжала мне бицепс. О нет, шептал я про себя, нет.
Наконец она угомонилась и легла загорать, предварительно хорошенько вытерев голову. Всклокоченные длинные волосы ее очень красили. Бюстгальтер она снимать не стала, а жаль; мне очень хотелось, чтоб она его сняла. Очень хотелось увидеть ее грудь, прямо тут, немедленно.
Она перехватила мой взгляд и чуть-чуть улыбнулась.
– Мишель… – сказала она немного погодя. Я вздрогнул оттого, что она назвала меня по имени. – Почему вы чувствуете себя таким старым? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.
И попала в точку; я даже рот раскрыл.
– Можете не отвечать сразу… – милостиво добавила она. – У меня есть для вас книга, – и она достала ее из сумки.
К своему изумлению, я узнал желтую обложку серии «Маска» и прочел название: «Долина» Агаты Кристи. Я слегка обалдел:
– Агата Кристи?
– И все-таки прочтите. Думаю, вас заинтересует. Я тупо кивнул.
– Обедать не идете? – спросила она минуту спустя. Был уже час дня.
– Нет… Думаю, нет.
– Вам не нравится жизнь в коллективе?
Ответа не требовалось; я улыбнулся. Мы собрали вещи и вместе ушли с пляжа. По дороге встретили Лионеля, он бродил словно неприкаянный и вид имел уже не такой счастливый, как вчера. Не случайно на отдыхе редко встречаешь одиноких мужчин. Обычно они держатся напряженно, желая и одновременно не решаясь предаться активным развлечениям. Чаще всего так и остаются ни с чем, реже – окунаются в увеселительные мероприятия с головой. У входа в ресторан я расстался с Валери.
В каждой новелле о Шерлоке Холмсе мы, разумеется, узнаем его характерные черты, вместе с тем автор непременно добавляет какую-нибудь новую деталь (кокаин, скрипка, существование старшего брата Майкрофта, пристрастие к итальянской опере, услуга, оказанная некогда царствующим европейским фамилиям, самое первое дело, которое Шерлок распутал еще отроком). Каждая новая вскрытая подробность заставляет подозревать новые тайны, создавая в конечном итоге живой и привлекательный образ: Конан-Дойль сумел сочетать в нужной пропорции радость открытия и радость узнавания. Мне всегда казалось, что в отличие от него Агата Кристи чрезмерно полагается на радость узнавания. Описывая Пуаро в начале романа, она как правило ограничивается несколькими штрихами – самыми очевидными приметами персонажа (маниакальное пристрастие к симметрии, лакированные ботинки, скрупулезная забота о своих усах); при чтении худших ее романов создается даже впечатление, что вступительные фразы она просто целиком переписывает из книги в книгу.
Но «Долина» была интересна не этим. И даже не многозначительной фигурой скульпторши Генриетты – она понадобилась Кристи, чтобы изобразить не просто муки творчества (в одном из эпизодов она уничтожает законченную ценой неимоверных усилий скульптуру, поскольку видит ее несовершенство), но и ту особую боль, которая знакома только художнику: неспособность быть по-настоящему счастливым или несчастным, невозможность в полной мере ощутить ненависть, отчаяние, радость или любовь, постоянное наличие некоего эстетического фильтра между художником и миром. В образ Генриетты писательница вложила много себя самой, и ее искренность не подлежит сомнению. К сожалению, художник, смотрящий на мир со стороны, воспринимающий его двояко, опосредованно и, следовательно, недостаточно остро, как персонаж менее интересен.
Агата Кристи на протяжении всей своей жизни придерживалась глубоко консервативных убеждений и категорически не принимала идею справедливого распределения доходов. Но именно приверженность консервативным взглядам позволяла ей на практике рисовать безжалостные портреты английской аристократии, привилегии которой она отстаивала. Ее леди Энкетелл – персонаж гротескный, почти неправдоподобный, временами пугающий. Писательница с наслаждением создавала образ леди, преступившей нормы человеческого поведения, которых придерживаются и простолюдины; она, должно быть, от души веселилась, когда сочиняла фразы вроде следующей: «Так трудно познакомиться по-настоящему, когда в доме совершено убийство»; но симпатии автора, понятно, не на стороне леди Энкетелл. Она с большой теплотой рисует Мидж, вынужденную работать продавщицей и проводить выходные в кругу людей, понятия не имеющих о том, что такое работа. Мужественная, деятельная Мидж безнадежно любит Эдварда. Эдвард считает себя неудачником: он ничего не добился в жизни, не смог даже стать писателем; вместо этого кропает полные грустной иронии заметки для журналов, известных лишь библиофилам. Он трижды делал предложение Генриетте, но безуспешно. Генриетта любила Джона, восхищалась его ослепительным обаянием, его силой; однако Джон был женат. Убийство Джона разрушило хрупкое равновесие неосуществленных желаний: Эдвард понял наконец, что Генриетта никогда его не полюбит, потому что до Джона ему далеко; сблизиться с Мидж ему не удавалось, и жизнь казалась окончательно загубленной. Начиная с этого места роман становится волнующе странным, похожим на глубокую реку. В сцене, где Мидж спасает Эдварда от самоубийства и он предлагает ей стать его женой, Агата Кристи достигает диккенсовских высот.