Чуть позже я различил в темноте, как Маргарита одевалась, а Валери рылась в сумочке – искала, чем заплатить. В дверях они поцеловались; на улице уже стояла ночь.
– Я дала ей сорок долларов… – сказала Валери, вытягиваясь со мною рядом. – Столько обычно платят белые. Для нее это месячная зарплата.
Она зажгла ночник. Китайскими тенями отображались на занавесках проходившие мимо окон люди; слышались обрывки разговоров. Я положил руку ей на плечо.
– Потрясающе, – проговорил я с восхищением и изумлением. – Даже не верится, что такое бывает.
– Да, чувственная девушка. Мне тоже было хорошо.
– Интересная вещь – цена сексуальных услуг, – произнес я в раздумье, – такое впечатление, что она мало зависит от уровня жизни в стране. Понятно, в разных странах все по-разному, но исходная цена везде примерно одинакова: та, которую европейцы и американцы готовы заплатить.
– Может, это и есть рынок?
– Не знаю… – я замотал головой. – Я никогда ничего не понимал в экономике, для меня это темный лес.
Я чудовищно проголодался, а ресторан открывался только в восемь; пока массовики тешили отдыхающих «игрой на аперитив», я осушил три «пинаколады». Ощущение наслаждения рассеивалось очень медленно, я все еще витал где-то далеко, откуда организаторы досуга виделись мне похожими на Наги. Нет, по правде говоря, некоторые были и помоложе, но все какие-то чудные: лысый череп, бородки, косички. Они вопили чудовищно и время от времени отлавливали кого-нибудь из публики и вытаскивали на сцену. Хорошо, я находился на таком расстоянии, где мне это не грозило.
Бармен оказался скотиной, проку от него не было никакого: всякий раз, когда я к нему обращался, он презрительно от меня отмахивался и отсылал к официантам; шрамы и тугой круглый животик делали его похожим на престарелого тореро. Под облегающими желтыми плавками топорщились гениталии; у него были хорошие физические данные, и он всячески это демонстрировал. С невероятным трудом раздобыв четвертый коктейль, я возвращался на свое место и тут увидел, что бармен приблизился к соседнему столику, где разместился сплоченный коллектив пятидесятилетних туристок из Квебека. Я обратил на них внимание, еще когда вошел: крепенькие такие квебечки, в теле и при зубах; разговаривали в полный голос; немудрено, что мужья у них не дотянули до старости. Чувствовалось, что не стоит и пытаться пролезть перед ними без очереди в буфет или за завтраком увести у них из-под носа мисочку хлопьев. Когда старый фат подошел к ним, они устремили на него влюбленные взоры и на короткое время снова превратились в женщин. А уж он-то красовался-хорохорился, причем руки его, подчеркивая непристойность одеяния, постоянно оказывались на уровне чресел, словно бы он старался сам убедиться, что под плавками у него все на месте. Его красноречивая фигура будоражила воображение, дамочек это приводило в восторг: их потрепанные тела еще тянулись к жизни. Он замечательно исполнял свою роль, что-то нашептывал старушкам на ухо, называя их на кубинский лад «mi corazon» или «mi amor». Естественно, этим все и ограничится; тореро удовлетворится тем, что в последний раз пробудил трепет в их зачерствелых утробах; но в итоге у них, возможно, создастся впечатление о прекрасно проведенном отпуске, они порекомендуют городок своим подружкам, и бармену будет занятие еще лет на двадцать. У меня в голове сложился сценарий порнофильма под названием «Распоясавшиеся старцы». Две банды орудуют на морских курортах: одна состоит из седовласых итальянцев, другая – из престарелых квебечек. Вооруженные боевыми цепами и ледорубами, они истязают загорелых обнаженных юношей. В конце концов обе банды, понятно, встречаются на паруснике, принадлежащем «Club Med»; жаждущие крови бабульки с легкостью расправляются с членами экипажа, поочередно изнасиловав их и выкинув за борт. Завершается фильм грандиозной старческой вакханалией на судне, несущемся без руля и без ветрил прямо к Южному полюсу.