— Вы хорошо знаете семью Тисдейлов?
— Имеете в виду отца и мать Джимми? Нет. Они оба умерли. По поводу жены и детей вам лучше расспросить брата жены. Его зовут Фред Тинкер и он управляет пабом «Королевский дуб» прямо возле дома Тисдейлов.
— А сколько он здесь живет?
— Десять лет. Это хороший дом. Он может вам поведать пару вещей о семье Джимми.
— Полагаю, он вам и так все рассказал.
— Ну… Мы регулярно встречаемся. Он с Марленой, младшей сестрой Сандры, заходит к нам… Еще бренди?
Мистер Эванс ответа ждать не стал, вскочил с кресла и вернулся уже с двумя бокалами.
— Полагаю, я налил в правильные бокалы. Так вкус лучше, правда? Должен вам сказать, хороший напиток. Старик держал его только для особых случаев.
В молчании они курили минуту, а потом Эванс продолжил:
— Бедный Джимми убит. Если верить тому, что мне рассказывал шурин, удивительно, как он не убил ее.
— Имеете в виду Тисдейла?
— Да. Она никогда не оставляла его одного прежде, чем он стал путешественником. Я говорю путешественником потому, что мы привыкли его так называть. А сейчас вот в газетах пишут, что он был шоуменом на ярмарке. Подумать только, на ярмарке. Семья с этим никогда не справится.
Хэк смеялся до тех пор, пока смех не перешел в кашель. Сидевшие за другими столиками стали оглядываться. Он выпил воды из кувшина и придвинулся к Литтлджону.
— Она всегда ворчала на него. Говорят, она охотилась на Джима по всему городу, пока не зацепила и не вышла за него замуж. Затем у нее появилась большая идея об открытии художественного магазина. Только подумать, декоративно-прикладное искусство. Эта идея была обречена на провал с самого начала.
У мистера Эванса не было срочных дел, и он хотел показать, что является «persona grata» для детектива из Лондона, поэтому говорил медленно, тщательно подбирая слова.
— Шурин слышал, что они постоянно ссорились. Не только днем, но и ночью. Джимми иногда и слова не мог вставить. Когда они только поженились, она сидела и изображала леди, а Джимми делал всю работу по дому, присматривал за магазином и всем остальным. Затем начались дети, так что она стала изображать инвалида. В результате Джимми и сестры за ней присматривали. Когда девочки выросли, то стали помогать. Но, как я слышал, миссис Т к этому руки не приложила. Сидела весь день в кресле-качалке и читала. Должно быть, она довела Джимми до отчаяния. Неудивительно, что он был счастлив, когда устроился на завод во время войны. И после того, как начал путешествовать, стал выглядеть как новенький. Как я уже сказал, очень удивительно, что он не убил ее.
В этой маленькой комнате с низким потолком стояли столы с маленькими лампами на них. В одном углу ужинала пара: они постоянно держались за руки. Перед камином о чем-то своем беседовали коммивояжеры. Тяжелая атмосфера и голос Хэка убаюкивали суперинтенданта. Неудивительно, ведь прошлую ночь он не спал.
— Пару раз она даже чем-то бросалась в Джимми.
— Неужели?
— Да. Стены дома не очень толстые, и шурин часто могли слышать ссоры.
— Дочери тоже принимали участие?
— Они много времени проводят вне дома. Они общаются с тем, что можно назвать высшим обществом Бэзильдена. Об этом их мать позаботилась. Она хочет свести их с кем-нибудь, у кого есть деньги. Подобрать для них хорошую пару. Вот почему этот роман так сильно по ней ударил.
— А о чем они ругались?
— Ну если верить шурину, то всегда о деньгах. Она всегда обвиняла его, что он на ней женился, не имея возможности содержать. Выглядело так, словно были и другие претенденты на ее руку с возможностями обеспечить ей жизнь леди. Кто они — я не знаю. Она всегда наседала с вопросом, что будет с ней и девочками, если Джимми умрет.
Литтлджон понимающе кивнул. Оскорбления, как град, падали на голову Джеймса Тисдейла. Он бросил бизнес и стал получать доход азартной игрой на ярмарке, а жена воображала, что он работает на крупную фирму в Манчестере. А потом он встретил Марту Гомм.
На дознании в Эли Марта ответила на несколько вопросов о перемещениях Тисдейла перед смертью. Отвечала она спокойно и разумно, коронер на нее не давил, но у полиции оставалась масса вопросов. Все это время миссис Тисдейл вела себя так, словно Марты Гомм вообще не существовало: не разговаривала с ней, отказалась встретиться и называла не иначе как «сотрудница моего мужа».