— Ребенок на подходе?
— Да.
— Когда?
— Следующей весной.
— Он знал?
— Я сказала. Я не могла сделать ничего другого и скрывать что-либо то Джеймса. И не сожалею, совсем не сожалею. Он оставил мне память. Я к этому отношусь так.
— Что он сказал?
— Был очень рад. Сказал, что как-то освободится, и мы поженимся. Сказал, что придется оставить ярмарки, ведь это — не место для ребенка. Сказал, что мы купим магазин.
И снова магазин! Бедный Джим Лейн! Одна попытка открыть магазин уже провалилась, и он планировал следующую.
— Я знаю, о чем вы думаете. О его провале с первым магазином. Но в этот раз с ним была бы я и не допустила повторения.
— И поэтому он хотел забыть старую жизнь и начать снова?
— Да.
— Вы думаете, он искал возможность сообщить жене и получить развод?
— Не совсем. Не думайте, что он сказал ей об этом в прошлые выходные. Джеймс пообещал, что сделает это, когда я скажу ему. Я сказала, что согласна вообще ничего не менять. В конце концов я прожила половину жизни среди всего этого. Сейчас люди уже не так беспокоятся о внебрачных детях. Половина детей, которых вы встречаете на ярмарках, даже не знают своих отцов. Впрочем, их матери тоже часто не знают. Но это другое. Я была бы вполне рада, если бы он ездил на север, но возвращался к нам. Но он не хотел. Джеймс полагал, что родится мальчик и поклялся, что у него будет больше шансов, чем было у него самого. Теперь не знаю. Я даже не думаю об этом.
— Вы уверены, что когда он был дома последний раз, то не говорил об этом?
— Вполне. Когда он уезжал последний раз, я ему сказала «Помни, ты пообещал ничего не говорить». Он пообещал снова, но становился все более нетерпеливым. Я сказала, что он сможет сообщить жене, когда мы устроимся, о наших будущих планах.
— А кто-нибудь еще знал обо всем этом?
— Нет. Я не хотела, чтобы кто-то знал, пока мы все сами не решим. Не знаю, зачем вам рассказала. Но вы такой славный, и легче рассказать вам, чем мистеру Литтлджону. Он мне с мытьем посуды не помогал.
Она засмеялась, и на мгновение показалось, что Марта забыла о всех бедах, а жизнь вернулась в привычное русло.
— Если бы он вытер для вас тарелки, вы бы поняли, что с ним легко говорить. Он — один из лучших.
— Я знаю. Он был очень добр, но было бы неправильно рассказывать ему о детях, когда все бегают туда-сюда, а вода, того гляди, так и хлынет в парадную дверь. Вы меня поймали в правильный момент времени.
Похоже, разговор значительно подбодрил ее.
— Что вы собираетесь делать теперь, мисс Гомм?
— Марта, пожалуйста. Вы мой друг.
— Да. Хорошо, Марта, что дальше?
— Он об этом подумал. Однажды мы выиграли тысячу фунтов на тотализаторе. Он открыл на мое имя счет на почте. Мы заполняли эти билеты каждую неделю, но повезло только раз. Я не хотела, чтобы Джеймс открывал счет на мое имя, но он настоял. Сейчас на счете более тысячи фунтов, и они мне пригодятся.
— Вы знаете, что у него был собственный счет с вполне приличной суммой на нем?
— Да. Дела у него шли хорошо. Он не был типичным ярмарочным персонажем, и это привлекало людей. На некоторых ярмарках нас даже специально ждали. Его приветствовали как старого друга, и некоторые даже играли в хуп-ла только чтобы увидеть его и переброситься словом-другим. Он был остроумным человеком и всегда подбадривал людей.
Этот человек был совершенно непохож на Джеймса Тисдейла из Бэзильдена. Новая жизнь устраивала его, и вот когда счастье было уже рядом, кто-то…
Кромвель надел пальто и протянул руку Марте Гомм.
— Что ж, Марта, до свидания. Я должен вернуться в Эли. Там у меня зарезервирована комната, а завтра я еду на север к суперинтенданту. Я должен рассказать ему то, что вы рассказали мне. Вы не против?
— Нет, и спасибо за помощь. Вы очень хорошо вытираете тарелки.
— Меня готовили к этому. Увидимся через день-два.
Сержант попрощался с миссис Саутери, надел кепку и плащ, и вышел на улицу, где была припаркована машина.
Там его ожидал Клифтон.
— Вы здесь, сэр. Я ждал вас.
Он подал Кромвелю грязный лист бумаги.
— Мы высушили машину Лейна и нашли вот это. Бумага еще сырая, но прочитать можно. Ничего особенного, но может представлять интерес.
— Спасибо, Клифтон. Что это?
Сержант включился лампочку в салоне, и в ее свете ознакомился с находкой бобби.
«Гараж Тратчли. Бэзильден. Всегда открыто»
Это был счет на восемь галлонов бензина и кварту масла, выписанный в день гибели Джеймса Тисдейла.