— Что задумал? Что будешь делать дальше? — усмехнулась наблюдающая из машины за операцией Катарина.
— Если попробует высунуть руку, чтоб выстрелить — отстрелите ему ее! — произнес я в сердцах, пригнулся и покрался в обход машины со стороны ближней к подъезду стены. Со стороны боковой стены позиция для меня была выгоднеё, но там я мог стать мишенью того типа, что спрятался в подъезде, если держащая его под прицелом «виолончелистка» вдруг проморгает.
— Хуан, три минуты! — произнесла вдруг Катюша спокойным, но тревожным голосом. Началось, гвардия в пути. — Время пошло, начинай!
То есть, примерно через три с половиной минуты здесь будет патруль, а то и не один, в штурмовой броне и с иглометами. И ему будет по барабану, чья здесь ведется операция. Значит, мне нужно выполнить задание и убраться к чертям собачьим в озвученное ею время, и ни секундой позже. Под ложечкой засосало.
— Есть! — прошептал я и приготовился. Ну, вот он, выход один на один, проверка всех полученных навыков. Или я, или он.
Торетто почувствовал движение и сработал на опережение, высунув руку из укрытия так, чтобы попасть в меня, но чтобы снайперы не попали в него. И не глядя выстрелил в место, где я должен был находиться. Ключевая ошибка — «не глядя», в момент выстрела меня там не было. Подожди он долю секунды, у него были бы шансы, а так…
Уже через секунду я стоял на заднем капоте машины и спокойно всаживал одну за одной пули в его руку. «Armado» — слабенькое оружие, одной может не хватить.
Раздался вой, пистолет из его руки выпал. Окровавленная рука одернулась и прижалась к груди. Понимая, что больше нечего опасаться, я спрыгнул и грозно встал перед этим человеком.
— Сеньор, не надо! Прошу вас! — пролепетал он. — Сколько они заплатили? Я заплачу больше. Гораздо больше!
Я молчал. Сердце мое билось со страшной силой от мысли о предстоящем.
— Хотите, в два раза? Нет? — Глаза Торетто лихорадочно заблестели. — Три! В три раза больше!
Я молчал.
— Хуан, ну же! Время! — раздался недовольный окрик Катарины.
— Нет? Сколько? Назовите цену! Пять миллионов?! Хотите пять миллионов?! Семь?! Десять?! Сеньор, десять миллионов!!! — почти кричал мой противник, точнеё, теперь уже моя жертва.
Я вытащил из кармана куртки и расчехлил то, что лежало там, ожидая своего часа. Небольшой трехгранный стилет с белой костяной ручкой и выгравированным на ней ангелочком. Скорбящим ангелочком.
— Её величество Лея Первая Веласкес недовольна вами, Сеньор Торетто!.. — наконец, выдавил я. Голос мой дрожал. — Вы приговорены к смертной казни. Приговор приводится в исполнение немедленно, обжалованию не подлежит.
— Нет сеньор!.. — зарыдал сидящий передо мной человек. — Не убивайте меня! Пожалуйста!
— Хуан, ну ты чего? — почти кричала Катарина. — Кончай его!
— Пожалуйста!.. Я не буду больше!.. Всё брошу и уеду! Оставлю все деньги, всё золото Короне!.. — Слезы лились и лились из его глаз ручьем. Да, я не должен был его слушать, мне нужно было просто воткнуть в него «скорбящего ангела» и бежать, но я не мог сделать этого. Рука не поднималась.
— Бей, Хуан! — заорала Катарина, теряя терпение.
— …У меня есть дочь! Маленькая дочь!.. — продолжал лепетать этот человек, такой крутой и сильный всего пять минут назад, но такой жалкий сейчас. — Пожалейте хотя бы ее! Не делайте её сиротой!..
Его трясущиеся пальцы здоровой руки залезли во внутренний карман и извлекли кожаный бумажник, который тут же выпал из его рук на землю.
— Вот она, сеньор! Она еще маленькая! Совсем маленькая!
— Хуан, не слушай! Бей! Это приказ! — раздавалось откуда-то издалека.
— Вот она!..
Рука развернула бумажник и достала мне пластинку-голограмму с изображением маленькой кудрявой девочки. На вид ей было года четыре, может, пять. Тут его рука вновь дрогнула, и голограмма упала на землю, от удара активировавшись. «Двойная молния», статическая голограмма со встроенной динамической, высокого разрешения.
Активированная встроенная голограмма изображала эту же девочку в натуральный размер, сидящую на полу на коленях и обнимающую большую, просто огромную собаку, высунувшую язык и тяжело дышащую. Девочка засмеялась и помахала мне свободной рукой:
— Папа, мы тебя любим! Мы с Хорхе очень-очень сильно тебя любим! Возвращайся домой, поскорее!
Мне стало нехорошо. Девочка же, следуя записи, идущей по кругу, начала вновь:
— Папа, мы тебя любим!..
Я посмотрел в глаза Торетто. Тот уставился на меня с мольбой, и вновь прижал к себе окровавленную руку. Из глаз его всё текли и текли слезы.
— Не надо! Он сможет! — донесся голос Катарины, как будто из-за границ вселенной. — У него получится!