— Тебе переносицу не выбили, — парировала она. — И нос не сломали.
Я усмехнулся.
— Согласен, накладка. Вероятно, «слив» был не полный, информацию для девочек слегка подкорректировали. У них же свои цели, не те, что стояли передо мной в то время.
— Ты так уверен, что это был имен «слив»? — недоверчиво хмыкнула беловолосая.
Я кивнул.
— Да. Потому, что на следующий день после носа в «мертвой зоне» отморозки Бенито Викторовича приготовили мне сюрприз в столовой. Когда я шел, один из них облил меня соусом и супом со своего подноса, сделав вид, что споткнулся. Я уделал его тогда, и ещё одного, но охране пришлось применять шокеры. Скажешь, ты не знала и этого?
Мишель вновь отрицательно покачала головой.
— Я же говорю, не вдавалась в такие подробности. Про фонтан — да, изучала внимательно, а остальное… — Тяжелый вздох.
Я понимал её. Когда хорошо знакомые тебе люди, с которыми вы вроде как на одной стороне фронта, проворачивают такое, даже не ставя в известность.
— В моем случае вновь расхождение: хоть меня и облили, но противница оказалась сильнеё, и отхватил в итоге я, а не она. Но это ничего не меняет — полное déjà vu.
Я зло усмехнулся.
— Теперь по логике должен быть следующий шаг, и я понятия не имею, где они возьмут на территории корпуса фонтан.
Мишель задумчиво покачала головой.
— Да уж, в логике тебе не откажешь!
Помолчали.
— А серьезно, — продолжил я, — Толстый с бригадой пытался тогда меня убить. Я сам полез в фонтан, это была моя инициатива, они же просто пытались выбить из меня мозги. Вероятно, следующий шаг Гарсия будет подстрекательство их к моему силовому устранению. Тебе не кажется?
— Все-таки думаешь, Гарсия? — переспросила она, но я видел, что она и сама так считает — вопрос задан для порядка. Кивнул.
— И я понятия не имею, как решить «проблему 44», — вырвалось вдруг у неё. — Не смотри так, действительно не знаю. Ты уже понял, это не я — для меня слишком сложно. Мне приказали остерегать тебя от силовых решений, намекать, чтобы ты включал мозги, и всё. Даже примерных путей я не знаю.
— Спросить у Гарсия? — Я усмехнулся. Она отрицательно покачала головой.
— Елена — палач. Исполнитель. Она знает только то, что ей нужно. Возможно, поболее меня, но это партия Леи.
— …Либо Сирены, — оговорилась она. — Сирена тоже мастер постановок, возможно, Лея ей приказала, и та изговляется. Ты же встречался с нею, что думаешь по этому поводу?
Я отрицательно покачал головой.
— Не знаю. Не понял. Я не смог её прочесть.
Смешок.
— Ну, в этом она мастерица! В свое время специальные тренинги изучала, по самоконтролю. Кстати, и тебе рекомендую, как будет время, попозже…
О том, что «попозже» может не настать, я старался не думать.
— Мишель, зачем это тебе? — потянул я её на откровенность. Если она и дальше хочет эксплуатировать образ «доброй тетушки», должна пролить сейчас хоть какой-то свет — не может отмалчиваться далее. — Зачем сдаешь своих? Вы же одна команда! Просто разные подразделения.
Она покачала головой, словно отгоняя наваждение.
— Для меня ты важнеё, чем для них, Хуан. Они могут позволить игры с тобой, я же нет. Я не найду второго, как ты. Не дадут.
— Можно подробнеё с этого места?
— Ради бога! — Белобрысая вновь откинулась на спинку кресла, доставая сигареты и свою любимую зажигалку. Подкурила, закинула ногу за ногу.
— Понимаешь, Хуан, политика в наше время — болото. Топкое болото, в котором ничего не происходит. С момента моей дурацкой выходки с адмиралтейством, с переговоров в Овьедо, ничего не изменилось. Кланы сильны, но не всемогущи. Королевская власть слаба, но достаточно могущественна, чтобы им противостоять. Сами же кланы никогда не договорятся друг с другом о совместных действиях — слишком богатая история недоверия.
Далее по персонам. Лея — трусиха. Она знает, какой ценой ей досталось это шаткое равновесие и не горит желанием его нарушать. Она боится, Хуан. Понимаешь?
Я кивнул.
— Это неправильно, ей надо было стремиться, что-то делать, или хотя бы готовить почву на будущее. Но она не готовит и никогда не готовила, все полтора десятка лет сидела на пятой точке. Да, какие-то телодвижения видны, но это показуха — на самом деле ничего кардинального в стране не меняется.