— Прости меня! Прости, Гюльзар! Но я не мог по-другому!
— Это ты меня прости, — захрипела она. Из глаз ее покатились слезы. — Всех нас. Мы дуры, понимаешь?
— Понимаю.
И вновь осточертевший кабинет Мишель. После оформления, протоколирования и освидетельствования я стал похож на зомби, мозги которого, было закипевшие, окончательно раскисли. К моменту, когда мы остались наедине, стало совершенно все равно, что происходит.
— Камилла должна была дать сигнал сразу же, как вы вошли внутрь, — распиналась златоволосая. — Я настаивала на том, чтобы вы вообще туда не входили, но это было бы слишком уж… Неправильно, — сформулировала она. — Просочилось бы. Потому мы договорились, она должна дать сигнал, как вы войдете, после чего внутрь сразу же ворвется группа захвата.
— В лице моих девочек, которые всех кончат, — закончил я ее фразу.
— Которые защитят тебя, благородного идиота! — взорвалась она. Ее достали мои подначки. Причем она была искренняя, просто, действительно, видела ситуацию по-другому.
— Но эта выдра все же решила дать вам шанс договориться, хотя ее ясно предупредили, что и как делать. — Она скривилась. — Разумеется, у вас не получилось, и группа опоздала. Если честно, я удивлена, что вы выжили. Сильно удивлена.
— А что их было трое? Этот момент я из ваших разговоров не понял. Озвучишь?
Мишель кивнула.
— По нашим данным, их должно было быть двое. Мы прослушивали все разговоры их взвода, знали обо всем, о чем они говорили. У них произошел раскол, очень серьезный, и вместе с Сандрой против всех пошло лишь два человека. Одну из них мы перехватили по дороге, будто бы случайно. Потому на встречу я отпустила вас с Камиллой в одиночку, из расчета два на два. С твоей спецтехникой и ее опытом как-нибудь до прибытия группы продержались бы. Но там их оказалось трое, и это стало сюрпризом.
Помолчала.
— Лея меня убьет, и Елену убьет, и права будет. Я сама бы себя убила за такой просчет, но теперь чего уж.
Она встала, обошла меня сзади. Наклонилась, обняла за плечи.
— Малыш, я так испугалась!..
Она вновь была сама искренность. Это трогало, топило лед, сковавший мою душу, но одного проявления чувств было мало. Теперь мало.
— Я пойду, можно? — вяло спросил я и подался вперед, намереваясь встать. Она подавила тяжелый вздох и отпрянула.
— Так было нужно, Хуан. И ты прекрасно это знаешь. И тот кабальеро, что сидит в тебе… Он погубит тебя. Уже погубил. Как только их расстреляют, ты поймешь это.
— Я так не могу, Мишель. — Я встал и отрицательно покачал головой. Медленно направился к выходу.
— Должен мочь, — усмехнулась она. — Иначе тебе не место там, куда тебя готовят.
Я не ответил — мне нечего было отвечать. Молча развернулся и вышел в коридор.
— Хуан, я облажалась…
Камилла открыла глаза, посмотрела с такой виной, что мне стало нехорошо.
— Ей нельзя волноваться! — Дежурная офицер медблока потянула меня за плечо, но я отмахнулся.
— Я знаю. Ей надо кое-что сказать. Поверьте, иначе она как раз и будет нервничать. Оставьте нас на секунду.
Дежурная вздохнула, и, ясно выражая недовольство, вышла, бросив перед самой дверью:
— Две минуты! Больше не дам!
— Хуан!.. — потянула девушка.
— Я знаю, Афина. Все знаю. — Я присел рядом и провел рукой ей по волосам. — Все в порядке.
— Я не работаю на них… Ни на одних, ни на другого… Понимаешь?
— Понимаю. — Ободряюще пожал ей руку. — Жду тебя. Возвращайся. Тогда все и обсудим.
— Спасибо! — Она улыбнулась — ей, действительно, стало легче. Как я и говорил.
— Все. — Я вышел из бокса, куда тут же юркнула дежурная. И груди вырвался обреченный вздох. Эта девочка выжила, хотя и не моими стараниями. Но что будет дальше?
Вновь, как и прежде, никаких ответов.
Глава 3. Разгром
Процесс сделали открытым. После покушения местное общество оказалось в таком взвинченном состоянии, что решили не рисковать, хотя в Большом Мире это вещь немыслимая. Но мы не в Большом Мире, и раз уж так получилось, офицеры пошли еще дальше и сделали из заседания трибунала настоящее шоу. А чего мелочиться? Затыкать варежку — так всем, а не только недовольным! Впрок, так сказать.
Я был рад такому решению, ибо на горизонте встали тяжелейшие задачи, решить которые я и сам мог только публично. Первая — показать всем, что не хочу гибели девочек, вопреки бродящим среди недовольных пересудам. И вторая — постараться защитить их от расстрела, вытащить в последний момент. Ключевое слово «постараться», ибо как это сделать, не имел ни малейшего понятия. Единственное мое оружие, знание о том, что сеньорины офицеры боятся потерять авторитет, даже оружием назвать сложно.