— Зато вот эта — настоящая! — уверенно воскликнул я.
Вновь шум, расходящаяся по залу волна. Вставать на места у линии никто не спешил, рядовые бойцы этого заведения перетекали поближе к стенам, подальше от расстрельного взвода и офицеров, и в общем, правильно делали. Лишь наказующие, все, кто находился в помещении, подались вперед и оцепили меня, встав полукругом.
Команду «Взять» я прозевал. Был не готов читать, что они там маякуют друг другу. Но это простительно — я не знаю их работы и их инструкций. Зато был готов к действиям в принципе, потому палец нажал на курок второго козыря почти одновременно с началом движения ближайшей наказующей. Тело тем временем с максимально возможной скоростью подалось вправо, падая на землю и уходя в кувырок. Из которого вышло не просто так, а вскинув руку и дав очередь по ногам второй, как раз добежавшей до места, где я только что стоял, наказующей. Разворот, заваливание набок, снова выстрел. Есть, третья выбыла из боя — в плечо и вниз по руке. Слава богу, фатальных повреждений нет, все раны легкие. Дай Священный Круг тебе здоровья в твоем следующем воплощении, сеньорита Амир Селим! Теперь назад, как можно дальше, почти к самым приговоренным!
— Ни с места! Никому ни с места! — заорал я, с силой выдергивая чеку и так же отбрасывая куда подальше. — все загнемся, сучье отродье!
Я говорил еще много слов, почти все они были нелитературными, и с таким эмоциональным окрасом, что железные «морпехи», прошедшие особый курс подготовки, проникнувшись, подались назад.
— Хотите, все здесь останемся?! — кричал я. — В виде головешек? Сколько из присутствующих выживет?
— Хуан! — начала что-то говорить одна из них. В этот момент одна из ее напарниц, следуя неизвестным мне, но прогнозируемым тактическим приемам, попыталась обойти с другой стороны, почти под прямым углом ко мне. Разворот, палец без жалости нажал на курок.
— Назад, я сказал! Я не шучу!
Плечо. Еще левее бы, и задел легкое. Вновь повезло! Но и эта рана — не подарок, как и остальные. Врагов я в любом случае себе нажил. Но, к сожалению, мне в любом случае, при любых раскладах пришлось бы стрелять, я так и не придумал плана, где это не было бы необходимостью. И, учитывая их и мою подготовку, это было третьим слабым звеном плана. А заодно и четвертым.
Еще с вечера я настроил игольник на редкую по частоте стрельбу холодными иглами на минимальной скорости, оставив в работе всего один соленоид из трех, включив его далеко не на полную мощность. Скорость иглы на выходе такова, что та должна не проходить тело навылет, а как бы застревать в нем, будто пуля. Но и в таком режиме это опасная игрушка, «морпехи» рискуют жизнью, какими бы благородными ни были мои порывы.
— Все назад! Стреляю! А если попробуете схватить — разожму вот это! — я потряс активированной гранатой. — И поверьте, сделаю это! Терять мне нечего!
— Хуан, ты безумен, — подала, наконец, голос последняя из моих потенциальных противников, сеньора Морган.
— Ты не веришь, что сделаю? — зарычал я на нее и почувствовал, что глаза горят бешенством. Наказующие верили: помогая раненым, отходили как можно дальше, вновь образовав вокруг меня полукольцо, но достаточно большого диаметра для любого моего маневра. Правда, взяли меня на мушку, но все понимали, что пока я зажимаю свой последний козырь, рычаг второй гранаты, стрелять никто не станет.
— Веришь или нет?! — повторился я, вкладывая в голос все отчаяние.
Вот она, вторая логическая развилка, второй момент истины моего плана. Знают ли они о втором помогавшем мне источнике? То бишь, знают ли, что и вторая граната — фальшивка?
Нет, не знали. Возможно, утечка была, знали о самом факте передачи оружия, но без подробностей. Это читалось по растерянности Сирены, по холодной неуверенности отдать приказ подчиненным главной наказующей, а так же по закушенной губе Мишель. Ощущение, свалившееся на меня в этот момент, можно назвать словом — «эйфория», но это еще не победа, Только ее начало, самое-самое. И я пошел в наступление, развивая успех.
…Вера, это пресловутое слово в девизе, расходящееся с изначально заложенным смыслом. Не как религия, а именно как вера. В несбыточное. В невозможное. И в собственную правоту. Пусть скептики смеются сколько хотят, но именно она — величайшее оружие всех времен и народов. Я ударил ею, этой железобетонной сеньорой, изначально не имевшей сегодня право на существование. А именно, поверил, что граната настоящая. Что разожми я палец, и через четыре секунды в помещении настанет ад. Раздастся взрыв, начинка гранаты активируется, превращая ее в маленькое солнышко. Это будет свет, много — много света! И тепла. Нереально много. Они волной разлетятся в разные стороны, собирая кровавую жатву, обугливая тех, кто встанет на пути. А встанут многие, ибо Плац не такой уж большой, а помещение это закрытое. Да, я буду первой жертвой, как и девчонки за моей спиной, но достанется многим и многим не имеющим к этому делу никакого отношения. И те из сеньор «решающих», кто выживет, до конца своих дней будут знать, что в случившемся их и только их вина — что отдали неверный приказ.