Тр-р-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р-р-р-р-р-р-р!
Кассандра, как человек с невероятными паранормальными способностями чувствовать угрозу, увернулась. И я бы удивился, будь это не так. Впрочем, я мог достать ее очередью, если бы стрелял на поражение, просто это не было моей целью. А вот Мия — нет, увернуться не могла. Я прошил ее плечо, засадив в него то ли семь, то ли восемь игл.
Роза же все поняла правильно, мгновенно отскочив, когда перевел ствол в ее направлении, осталось только попугать ее трелями по полу.
— Назад!
Кто-то из наказующих линии оцепления подскочил к ошарашенной Мие, смотрящей на меня непонимающими глазами, оттянул. Остальные ретировались сами.
— Даже так? — усмехнулась белобрысая.
— А ты думала, будет иначе?
— А как же твоя невероятная харизма? Умение вести за собой? — Она насмехалась. В присутствии всех. И мне нечего было ответить.
— Не знаю. — Пожал плечами. — Наверное, никак. Но я все еще здесь, что теперь придумаешь?
— А что я могу? Обезвредить тебя? — Усмешка. — Мне запретили. Выводить всех из помещения? Пусть занимаются делами? Наверное. Ждать Лею?
Вновь усмешка.
— Разумеется. Без нее теперь не получится. Но меня поражает твоя вера во всемогущего «большого патрона», Чико. Способного решить любую проблему, святого и мудрого, и непременного справедливого. Я имею в виду справедливого в твоей интерпретации, а не в общелексическом понятии, — чуть не рассмеялась она. — Ты ведь и сам понимаешь, что не прав, что во многом заблуждаешься.
— Мишель, к чему слова? — не выдержал я. — Чего хочешь добиться? Вывести меня из себя?
Она отрицательно покачала головой.
— Мне смешно, Хуан. Очень смешно. Ради тебя затеяли такой грандиозный по масштабам проект, нарушили столько мыслимых и немыслимых традиций… И все коту под хвост. Столько людей сделали ставки, и… — Она грустно вздохнула. — А на деле мы имеем то, что имеем.
— И что же мы имеем? — попытался вернуть я ее усмешку. Бесполезно — не та весовая категория.
— А имеем мы маленького мальчика, — скривилась она, — победившего когда-то своих врагов в школьном фонтане. Способного, вышедшего на неравный бой, достойного той победой всяческой похвалы… Но так и оставшегося стоять в том пресловутом фонтане.
— Это так, Хуан, — грустно вздохнула она. — От тебя ждали чего угодно — неожиданных ходов грамотного человека, интеллектуала, возможного будущего правителя. Но ты так и застрял среди горгулий в школе генерала Хуареса. Ты вновь и вновь выходишь на бой с превосходящим противником, принимая грудью огонь на себя. Это красиво, да. Ты покрасовался там перед всей школой, затем перед всей планетой, и здесь завоевал симпатии большинства девчонок, — окинула она взглядом присутствующих. — Но помнишь, чем все окончилось ТОГДА?
Ствол моего игольника вновь мелко задрожал. Да, недооценил я свою «любовницу», ой как недооценил.
— То же самое ты творишь и теперь. Опустился до уровня обычного террориста-смертника! Да еще защищая кого? Каких-то сучек, чуть не убивших тебя и твою мать!
Ты смешон, Хуан. Жалок и смешон. Я бы не смеялась, если бы ты действительно пошел на это ради чего-то стоящего. Но так… — Покачала головой.
— Да, погрозил нам. Да, в тебя нельзя стрелять, и мы этого не делаем, роняя собственный авторитет железных бескомпромиссных сеньор. Но я прикажу, и через пять минут в зале не останется ни одного человека. Что тогда? Кого ты взорвешь? Их? — кивок мне за спину. — Себя? Думаешь, нам будет жаль кого-то из вас? Они приговорены трибуналом, ты же… А зачем ты нам нужен ТАКОЙ, взрывающий себя гранатой?
Молчание.
— Заканчивай дурить, Хуан, — подвела она итог. — Все и так на взводе, не распаляй докрасна.
Затем развернулась и спокойно пошла в противоположный конец помещения, где ее ждали подруги по взводу, о чем-то напряженно переговариваясь. Наказующие, чувствуя, как резко изменились акценты, непроизвольно опустили стволы винтовок в пол. Достаточно красноречивый жест.
— Мишель! — крикнул я вслед. Обернулась. — Ты не права.
Она вновь иронично скривилась, как бы показывая, что пока еще не устала слушать бред, который я несу, но только пока. Я же почувствовал злость, которой мне не доставало изначально. Не ту злость, от которой начинаются приступы, а ту, что ощущал в себе, рассказывая девочкам историю пятивековой давности, на спор выбивая из них слезы. Ту, которая кипела во мне, когда ставил на место Камиллу, неумело тестировавшую меня за карточным столом, или когда описывал Эмме Долорес ее будущее возле фонтана. Да, она права, эта сука, но ей не раздавить меня. Просто потому, что мы в разной системе координат. И у нас совершенно разные императивы.