Первая сказка родилась случайно. Сидели вечером после возвращения, болтали. Подтянулись девчонки, которые поддерживали меня после трибунала, делились впечатлениями. Ведь со времени моего выступления на Плацу посиделок не было - то я отходил от наказания, той жуткой порки, то хандрил после испытания кровью, то сразу же, без заезда домой, был переброшен в Сьерра-дель-Мьедо. И только сейчас мы смогли поделиться накопившимися новостями и чувствами.
Девчонки в целом встретили благожелательно: негативные эмоции по поводу того, что я стрелял в наказующих на Плацу, улеглись, ситуация по всем фронтам нормализовалась, всем было интересно пообщаться. Особую изюминку их интересу придал факт моей женитьбы - ещё бы, «отходняк» после первого убийства бывает у всех, многие наклюкиваются до безумия, бывали и недельные запои. Но ещё никогда в истории корпуса подобное не заканчивалось «пьяным» бракосочетанием - тут я переплюнул всех, и, наверняка, мой рекорд здесь надолго.
Да, «пьяным» бракосочетанием, в алкогольном угаре. Версия Катарины стала аксиомой, её и в мыслях ни у кого не было оспаривать. И я так же не собирался. «Честно-честно» признался, что да, девочка показалась мне стоящей такого поступка, но теперь отыгрывать назад и что-то менять поздно - сами, дескать, понимаете, у кого её отбил.
Мало-помалу девчонки заполнили почти месячный информационный вакуум, и разговоры перешли на другие темы. И как-то произошло, слово за слово, что я начал рассказывать им о жестокости в средние века, приведя в пример сказку о мальчике-с пальчик. Ту самую, где родители заводят детей, которых не могут прокормить, в лес, чтобы те погибли. Где жена поймавшего их людоеда спасает их, а в ответ мальчик-с-пальчик «в благодарность» делает так, чтобы людоед убил собственных детей, то есть, детей спасшей их женщины. И всё в таком духе. «Добрая» сказка. Настроение у меня было паршивое.
Но жестокостью ЭТИХ девочек удивить трудно, как и жестоким обращением с детьми. К тому же, рассказал я историю так красочно и эмоционально, ведя повествование поочередно от разных персонажей, что они, когда расходились, вытрясли из меня слово, что расскажу нечто подобное на следующий день.
Так образовался наш кружок по интересам. Вначале небольшой, над которым окружающие посмеивались, но дружный.
Что было дальше - вкратце описал, не хочу повторяться. Главное то, что мне нравилось, что я делаю, нравилось рассказывать им «сказки», которые не совсем сказки. Нравилось ловить переживающие полные интереса глаза, чувствовать эмоции. И что греха таить, дирижировать, руководить ими, вызывая в девчонках тем или иным словом или поворотом сюжета совершенно противоположные по направленности яркие искренние чувства. Я ощущал себя богом, но при этом понимал ответственность, которая легла на мои плечи. Я УЧИЛ, а значит, не мог допустить, чтобы они учились плохому. И это, если честно, довлело куда больше, чем мои заявления Терезе об отсутствии свободы выбора.
Я уже почти дошёл до двести сорок восьмой, когда дорогу мне перегородила знакомая фигура с офицерскими регалиями, каштановыми волосами и золотыми погонами подполковника. Марселла, наша сегодняшняя оперативная. Я вытянулся, отдал честь.
- Здравия желаю, сеньора...
- Отставить! - На лице оперативной, той самой, что разрешила повесить портрет Гагарина (который к слову так и прижился), играла задумчивая улыбка. В руке она держала книги. Большие, цветные, явно детские, из качественного бумагопластика. Причём одну из них я бы оценил как достаточно старую - не менее полувека.
- Хуан... - Она замялась. - В общем, мы в своём кругу обсуждали сегодня твою «Золушку». И многие, я в том числе, не согласны с твоей концепцией.
- Почему же? - Вот оно что. Мысленно готовый к чему-то плохому, я расслабился.
- Ты лишаешь девочек сказки, лишаешь таинства, надежды! - полыхнули глаза оперативной. - А так нельзя.
- Можно, сеньора, - отрезал я, покачав головой. - Именно так и можно. Только так.
- Во-первых, эта сказка о любви, - не согласилась она. - А у тебя принц, гнавшийся за Золушкой, не узнал её, проехал мимо. Так не может быть.
- Может, сеньора, - парировал я. - Она - нищенка, в лохмотьях. Идёт ночью по лесу, пешком, без охраны. Она мусор! Пыль! Никто! Он же - принц, сын короля. Монарха, властителя государства. Пусть небольшого - в средневековье больших государств было мало - но тем не менее достаточно крупного, чтобы считаться королевством.
- Принцы не сморят на «золушек», сеньора, - покачал я головой. - Кроме случаев, когда хотят просто развлечься. Но наш принц догонял любимую, ему было не до глупостей с беззащитной одинокой селянкой в лесу. Хотя, на обратном пути он юбку-то мог ей изадрать. Вот тогда бы...