За целый день Китайгородцев так никого и не увидел. Он даже не мог сказать с уверенностью, есть в доме кто-нибудь или нет. Никаких звуков. Хорош телохранитель – он не знал, где его подопечные.
Уже вечером, когда за окном сгустились сумерки, Китайгородцев встревожился. Опираясь на палку, вышел из дома и отправился в обход, вглядываясь в окна. С противоположной стороны, там, где был пруд, в одном из окон второго этажа он увидел свет. Единственный освещенный прямоугольник на темной громаде дома. Только так Китайгородцев смог определить, что он здесь не один.
День шел за днем. Китайгородцев просыпался поздно, неспешно завтракал, затем обходил территорию поместья. По ночам уже подмораживало, утром трава на лужайке блестела инеем, и казалось, что это такой огромный серебристый ковер расстелили на земле.
Обитателей дома Китайгородцев почти не видел. Пару раз был свидетелем того, как на своей машине возвращался Михаил – открывал багажник, извлекал оттуда пакеты со съестным, заносил в дом. Он и для Китайгородцева закупал продукты, у того свой персональный холодильник был на кухне, откроет его утром, а там всегда полно продуктов, о пропитании своем он даже не задумывался. Хотя кое-какие мысли у него появились, и как раз в тот момент, когда он наблюдал за тем, как Михаил выгружал продукты из багажника. Много было пакетов. И привозит он их часто. Что-то из них достается Китайгородцеву. Что-то самому Михаилу. А остальная прорва колбас, сыров и рыбы – кому? Наталья Андреевна отличается зверским аппетитом? Это при ее-то худобе?
«Ты очень скоро заметишь тут странности», – сказал недавно Китайгородцеву Лисицын.
А ведь действительно странно с продуктами этими получается, если задуматься.
– Я не хотел по телефону, – сказал Китайгородцев. – Мало ли что.
Они с Хамзой шли по берегу пруда. Ночью гладь воды сковало первым тонким льдом, который за целый день так и не растаял, несмотря на солнце.
– Я здесь появился не как телохранитель, – сообщил итог раздумий Китайгородцев. – Я здесь как шпион.
– Лисицын? – приподнял бровь догадливый Хамза.
– Да. В прошлый раз, когда он уезжал, попросил меня повнимательнее присмотреться, – показал рукой на дом. – Он подозревает, что его родственники кого-то здесь прячут.
– Он сказал – кого?
– Нет.
– Намекнул хотя бы?
– Нет.
– Может, он действительно – того? – Хамза выразительно постучал себя по лбу пальцем.
– В любом случае мутная какая-то история, – сказал Китайгородцев. – Если у Лисицына действительно проблемы с головой – каково нам будет с ним работать! А если он прав и у них в семье такой раздрай, что они уже шпионов друг к другу засылают…
Развел руками. Это не работа, мол. Намаемся с такими клиентами.
– Хорошо, я подумаю, – пробормотал Хамза.
Как-то иначе ему прежде работа с Лисицыным виделась. А тут вдруг проблемы, о которых и не подозревал.
Вечерело. Ни в одном из окон дома не зажигали света. Хамза смотрел на темную громаду дома, как завороженный.
– А сам ты как думаешь? – вдруг спросил он тихим голосом, едва ли не шепотом. – Есть тут кто-нибудь? Этот, про которого сказал Лисицын.
Китайгородцев скорбно посмотрел на шефа и тяжело вздохнул.
– Видите, какое это проклятое место, – сказал он. – Тут все потихоньку начинают сходить с ума.
Хамза не обиделся.
– Я подумаю, – снова пообещал он. – Что-то решу.
И кивнул так энергично, будто хотел избавиться от наваждения.
В эту ночь Хамза разбился.
Он отказался поужинать с Китайгородцевым, сославшись на занятость и отсутствие времени. Он действительно выглядел озабоченным и еще – уставшим. Чай они все-таки попили вместе. Потом Китайгородцев проводил Хамзу до машины. На улице уже было темно. В доме тоже. Этот мрак подействовал Хамзе на нервы. Кажется, только теперь он понял, каково здесь Китайгородцеву.
– Будем решать, – пообещал Хамза уже в который раз за этот вечер.
Выглядело так, будто он хотел приободрить Китайгородцева. Еще немного потерпи и твои мучения закончатся – так следовало понимать его слова.
Хамза уехал. Он сам вел машину.
На пути к Москве на ночной дороге Хамза заснул, и в том месте, где дорога делала изгиб, машина вылетела в кювет. От гибели Хамзу спасло то, что в его машине было восемь подушек безопасности и еще он был пристегнут.
В воскресенье Михаил привез священника. Китайгородцев увидел из окна дома, как к крыльцу подкатил автомобиль, из которого вышел человек в черном: лицо молодое, но сурово-скорбное, как у Иисуса на иконах.