Приблизительно через час в сплошной тьме близкого леса вдруг мелькнули яркие огни. Лучи света прорывались сквозь частоколы деревьев. Вскоре из леса выкатился автомобиль, ослепив на мгновение Хамзу и Китайгородцева холодным белым светом ксеноновых фар, а за ним другой, и эта парочка, обогнув лужайку, через минуту подкатила к дому. Это был роскошный «Бентли» и сопровождающий его черный внедорожник «Лендровер».
Из «Лендровера» тотчас выскочили двое дюжих парней, один из них услужливо распахнул дверцу «Бентли».
– Как тебе охрана? – хмыкнул Хамза. – Ладно, пойдем знакомиться. Стас Георгиевич Лисицын пожаловали, собственной персоной.
Я, как и Хамза, могу довольно быстро определить, какого класса охранники передо мной. Иногда достаточно нескольких штрихов, мелких подробностей, на которые посторонний человек даже внимания не обратит. Вот из машины сопровождения выпрыгнули крепкие ребята. Вид у них суровый, можно догадаться, что они за хозяина готовы любого порвать. И стволы у них имеются, в этом я уверен, и подготовку они где-то проходили. Но именно что «где-то». Потому что…
Они прибыли к объекту, который расположен в глухом лесу.
В полной темноте, где ни черта не видно.
Тут стоит автомобиль, в котором кто хочешь может находиться.
И они свой «Лендровер» поставили не между нашей машиной и машиной охраняемого ими босса.
Не на линии огня, если беда вдруг приключится.
Не прикрыли, в общем.
И это уже о многом говорит.
Не профессионалы.
Стас Георгиевич Лисицын оказался вальяжным господином лет сорока пяти. Роскошное бежевое пальто распахнуто, под ним дорогой, даже вызывающе дорогой на вид костюм, такие туфли, как у него, Китайгородцев видел в бутике на Кутузовском, куда недавно сопровождал клиента, – три тысячи евро, эксклюзив, хорошая работа.
Кивнул Хамзе издалека. Спросил:
– Проблемы?
Хамза деликатно пожал плечами в ответ.
Лисицын был хмур, так что понятно – это не у Хамзы проблемы, а у самого Лисицына что-то не клеится.
– Идите со мной, – сказал он и первым пошел по ступеням наверх.
Один из охранников его обогнал и успел распахнуть перед боссом дверь.
За дверью, когда Китайгородцев и Хамза вошли в дом, обнаружился большой, потонувший в сумраке зал – он был едва освещен слабым светом, лившимся откуда-то сверху, с галереи, и при таком призрачном освещении и внутренние покои дома тоже выглядели декорациями из чужой и давно оставшейся в прошлом жизни: вот-вот появится камердинер, предваряя выход хозяина, настоящего английского лорда.
Охранник щелкнул выключателем, массивная люстра, многопудовая гроздь хрусталя, вспыхнула и заискрилась блестками, но света, казалось, почти не добавилось: весь зал от потолка до пола был обшит резными панелями темного дерева, поэтому сумрак всего лишь отступил, но не растаял. Мрачная торжественная красота этого зала подавляла вошедших, так чувствовали себя, наверное, простолюдины, впервые попавшие в рыцарский замок своего хозяина.
Послышались шаги на галерее.
Силуэт старухи мелькнул, и вот она уже спускается по лестнице: прямая, будто шпагу проглотила, взгляд холодный, недобрый. Она остановилась, не дойдя нескольких ступеней от подножия лестницы, и уставилась сверху вниз на вошедших.
– Я не хочу видеть никого, Стас, я же говорила, – произнесла она прежним громким голосом.
Лисицын пошел к лестнице, сказал что-то вроде: «Хорошо, мы сейчас обсудим», поднялся по ступеням, оказался у матери за спиной, ожидая, что она последует за ним, чтобы обговорить все без посторонних, но женщина не шелохнулась, и уже было понятно, что она не сдвинется с места. Остановился и Лисицын, не зная, что ему делать дальше, отчего вальяжность его как-то сама собой растаяла.
– Пусть они уйдут! – потребовала женщина. – Рядом со мной будут только те люди, которых я хочу видеть.
Ни Китайгородцев, ни Хамза, судя по поведению старухи, не входили в круг таких людей.
– Все будет так, как ты захочешь, – совершил временное тактическое отступление Лисицын. – Давай поднимемся наверх.
Он все еще надеялся на то, что ему удастся увести мать в лабиринты этого огромного дома, подальше от посторонних ушей и глаз.
Но женщина не оставила ему ни капли надежды.
– Ты не слышал, что я тебе сказала? – сухо осведомилась она.