Оказывается, все. Покорно следуя за младшим сыном, я поравнялась с дверью, ведущей в комнату сына старшего. Вдруг она бесшумно отворилась, выпуская в коридор двух молоденьких девиц, явно полуночной профессии. Одинаковых, как сестры, с волосами, до белизны выеденными «Супрой», в обтягивающих майках-топиках и ростом мне по грудь. А появившемуся следом хмурому Павлу Челнокову – вообще по пояс. Прям пипетки какие-то.
– Бай! Чао! – пропищали «пипетки» и, резво перебирая ногами, скрылись из виду. Не в первый раз, стало быть, они здесь гостят. Ох, не в первый.
Я уже совсем было собралась отпустить невинную шутку по этому поводу, но, взглянув на бывшего омоновца, моментально ее проглотила. Багровая краска, разом залившая его лицо, не сулила ничего хорошего тому, кто рискнет нарушить воцарившуюся тишину. Порозовел даже шрам, пересекающий его лоб и теряющийся в зачесанной набок густой шевелюре. Смутился? Оттого, что младший брат его с проститутками застукал? Сказки. Генка, увидев «пипеток», даже бровью не повел: как шел так и шел и уже до конца коридора дотопал. Пришлось состроить равнодушную мину и догонять моего маленького Сусанина, оставив старшего брата, неподвижно застывшего в дверях.
Все-таки я опоздала. Секунд на тридцать. С разбега пролетела пустую приемную, ввалилась в приоткрытую дверь позолоченного кабинета и, стараясь не обращать внимания на суровый хозяйский взгляд, пробормотала:
– Доброе утро, Владимир Андреевич.
– Доброе, – коротко кивнул он. – Сегодня ваш первый рабочий день. Самолет прилетает во Внуково в 15:00. Как раз за шесть часов доедем. Я хочу, чтобы вы познакомились с моей дочерью прямо в аэропорту и сразу же приступили к выполнению своих обязанностей. Понятно?
– Вполне.
Наверное, ожидалось, что в ответ я гаркну: «Так точно», потому что Челноков недовольно поморщился. Но, решив, что женщина и Устав – понятия несовместимые, махнул рукой и приказал Сереже подгонять машину.
Оказалось, это не просто машина, а блестящий серебристый микроавтобус, на заднем сидении которого выпало трястись нам с Сережей. Сам же бизнесмен устроился рядом с водителем и в течение всех шести часов не выпускал из рук «ноутбук» и мобильник, не желая терять ни секунды своего драгоценного времени.
Аэропорт встретил нас надсадным клекотом усталых стальных птиц, чающих дозаправки и предполетного техосмотра, перед новым прыжком в белесое от жары небо. Сережа быстро выяснил, к какому терминалу нужно подтягиваться, чтобы сошедшая на родную землю Эля Челнокова могла сразу же попасть в объятья любящего родителя. Наша делегация чинно выстроилась перед пропускным коридором, из которого поодиночке и небольшими группами уже начали появляться измотанные полетом и таможенной проверкой пассажиры. Я вся напряглась в ожидании подлянки, приготовленной судьбой специально для моей персоны. Слишком живы еще были в памяти заморочки нескольких богатеньких отпрысков, с которыми мне пришлось хлебнуть лиха. И потому я пристально вглядывалась в людской поток, хлынувший на нас из коридора. Интересно, сумею ли я выделить из толпы дочку шефа?
Сумела. Еще бы не суметь! Ее не заметил бы только слепой. Размалеванная ярче хохломы девица, агрессивно покачивая зелено-оранжевым «ирокезом», раздвигала и без того шарахавшихся от нее пассажиров висящей на животе спортивной сумкой. Чтобы убедиться в своих догадках, я искоса глянула на Челнокова и по плотно сжатым губам и нехорошему блеску прищуренных глаз поняла, что попала в точку. То есть в дочку. В этот момент Эля тоже заметила встречающую ее делегацию и уверенным шагом устремилась к нам. По тому, как крепко ее рука сжимала ручку сумки, и другим не столь явным признакам я поняла, что она собирается вести на родной земле активные военные действия за свою независимость. Тоже мне, воительница, а у самой сердце в пятки уходит, едва с отцом глазами встречается! Но свободу, свалившуюся на ее голову в демократичной Великобритании, без боя не отдаст никому.
Неожиданно я вспомнила, как сама возвращалась из Англии после годовой стажировки. Как плясала и пела душа, освобожденная из плена. Как летела домой на белых радостных крыльях, чтобы со всего маху врезаться в хитросплетение колючей проволоки, приготовленной для меня судьбой. Но я слишком любила жизнь, чтобы так просто сдаться, превратившись в экспонат, обозначенный табличкой «Не лезь – убьет». Оставляя кровавые клочья души на жадных стальных колючках, я вырвалась и сломя голову бросилась прочь. А мои белые крылья навсегда остались там, и другим уже не вырасти.