— Ты тоже что-то типа самурая?
Фрэнк рассмеялся:
— Вот тут-то уж действительно нужна дисциплина.
— Мне сказали, что ты работал в службе безопасности. А почему же ушел оттуда?
— Из-за денег.
Рэчел оглядела строгую, скромно обставленную комнату и улыбнулась.
— Да, можно сказать, что ты любишь экстравагантные вещи.
Она снова повернулась к мечу.
— Можно?
Фрэнк кивнул, и она сняла оружие со стены и начала потихоньку вытягивать лезвие из ножен.
— Осторожно,— предупредил он.
Красота обнаженного лезвия захватывала дух. Сталь была отполирована до невероятного блеска. Мягкий изгиб рукоятки безупречно подходил к руке, и весь меч был изящен как солнечный луч. Она подняла его и, держа перед собой, пошла на Фрэнка.
— А ты не простой орешек, Фрэнк Фармер,— она подошла к нему так близко, что острие клинка было на уровне его глаз, всего в каких-то двадцати сантиметрах от лица.
— Мне кажется, что телохранитель должен немного расслабляться.
Фрэнк поднялся. Клинок теперь был в двух сантиметрах от его груди. Он поднял руку и развязал шелковый шарф на шее Рэчел. Одной рукой он стянул с нее шарф, а другая задержалась ненадолго на изящном изгибе ее шеи.
— Смотри,— прошептал он, поднял шарф над головой, двумя руками расправил его и затем отпустил. Медленно и плавно прозрачный шелк опускался на острие меча. При соприкосновении с острым как бритва лезвием тонкая ткань была рассечена на две части.
Фрэнк потянулся к Рэчел, отодвинул меч в сторону, и она растаяла в его объятиях и поцелуях.
Они любили друг друга отрешенно, с такой страстью, словно все, что копилось в них эти недели и искусственно сдерживалось, сейчас вырвалось наружу с неимоверной силой. Но постепенно ночь шла на убыль, как и их экстаз, который перешел в более спокойный ритм, превратился в нежные ласки.
Уютно устроившись в объятиях Фрэнка, прижавшись к нему всем телом, Рэчел прошептала:
— Я никогда не чувствовала себя так спокойно, в такой безопасности…
Фрэнк промолчал. Он лишь погладил ее по спутанным волосам.
— Тебе никто не страшен.
— Ну, сейчас со мной справиться, наверное, было бы не трудно.
Рэчел рассмеялась и поцеловала его, затем прижалась щекой к его плечу.
— Я ничего не боюсь.
И она заснула. А Фрэнк некоторое время прислушивался к ее ровному дыханию, вглядываясь в темноту.
Она проснулась от резкого звука открывшихся шторок. Просторная спальня наполнилась лучами солнца. Она села на кровати и заморгала, привыкая к свету.
— Что? Что такое? Что ты делаешь?
Фрэнк стоял перед зеркалом в брюках и белой рубашке и завязывал галстук. Вокруг его груди шли кожаные ремни от кобуры. Пистолета в ней не было. Только взглянув в его лицо, она поняла, что произошло что-то ужасное. Он казался очень сердитым, даже разгневанным, и ничего ей не ответил.
— Фрэнк?
Фармер, взглянув на нее в упор, сказал:
— Рэчел, я хочу четко представлять, что я здесь делаю.
Когда он открыл глаза утром, тяжесть содеянного навалилась на него непомерным грузом. Он проявил слабость, а это могло погубить их обоих. Он злился, но злился на самого себя, на свою глупость, а не на Рэчел.
— Тебя что-то смущает? Ты не понимаешь, что делаешь?— она казалась озадаченной этими резкими словами.— Но я-то прекрасно понимаю, что я делаю.
— Ты мне платишь за то, что я тебя охраняю. Этим я и намерен заниматься впредь.
— Постой! Я что-нибудь не так сделала? Ответь мне!
— Нет, дело не в тебе.
— Тогда в чем дело?— она откинула одеяло, приняв соблазнительную позу, призывно глядя на него и улыбаясь. Он отвернулся.
— Ты хочешь, чтобы я умоляла тебя?— спросила она.
— Нет,— резко бросил он,— я хочу, чтобы в этом вопросе ты обходилась без меня.
Она покачала головой и нахмурила брови.
— Что происходит, Фрэнк?
— Я хочу точно знать, какую работу я выполняю,— он говорил, уставившись в пол, тщательно подбирая каждое слово, словно стараясь запомнить все, что говорил.
— И в чем же она заключается, эта твоя работа? Тебе хочется, чтобы я чувствовала себя дерьмово наутро?
Фрэнк провел рукой по волосам. Он не хотел, чтобы она именно так поняла его слова. Меньше всего он стремился сделать ей больно, обидеть ее, особенно после того, что между ними произошло.
— Ты ни в чем не виновата. Это моя вина. Нельзя влюбляться в клиентку.
— В "клиентку"?— это безликое слово будто ужалило ее.— Значит, для тебя я — лишь "клиентка" и все?