И он стремительно направился к главной рубке управления, отдавая на ходу необходимые распоряжения.
Место для посадки было выбрано, на плоской, без единого деревца, вершине утеса в четырнадцати километрах к югу от крупного города. Более подходящего места не стоило и искать. Огромный, длиною в полтора километра корабль приземлился, не причинив никому никакого вреда. Грунт здесь был достаточно твердым, чтобы не просесть под его весом. Некоторое возвышение давало стратегическое преимущество орудиям «Громовержца».
Несмотря на близкое расстояние, город был вне поля зрения, скрываемый заступавшими его холмами. Через долину проходила узкая дорога, но сейчас на ней не было никакого движения. Между этой дорогой и утесом пролегали двухколейные железнодорожные пути с приблизительно полуметровой шириной колеи и гладкими, без стыков, рельсами из серебристого металла, проложенными в углублениях бетонного или иного, подобного ему, основания.
Громадный, черный, несущий в себе что-то зловещее «Громовержец» безмолвствовал, наглухо задраив все входные люки и одновременно открыв орудийные амбразуры. Лейф напряженно изучал железную дорогу, ожидая звонка из измерительной лаборатории. Вскоре тот прозвучал. Он снял трубку и услышал голос Шэллома:
— Воздух пригоден для дыхания, командор.
— Это мы знали и раньше. Разведчик дышал им и не умер.
— Так точно, командор, — спокойно согласился Шэллом. — Но вы интересовались точным анализом.
— Да. Ведь мы не знаем, сколько находился здесь Бойделл. Может, день, а может, неделю. Как бы там ни было, но для нас этого не достаточно. Его могло скрутить, пробудь он здесь месяц или два, испытав длительное его воздействие. Нас интересует безвредность атмосферы для постоянного пребывания.
— Практически безвредная, командор. Довольно много озона и аргона, а в остальном очень похожа на земную.
— Хорошо. Тогда откроем люки и позволим экипажу размять ноги.
— Вот еще кое-что интересное, — продолжал Шэллом. — Предварительные исследования заняли семь часов двадцать две минуты. За это время продольное смещение выбранной на экваторе точки составило около трех десятых градуса. Это значит, что период обращения планеты вокруг своей оси приблизительно равен одному земному году. Их день и ночь длятся по шесть месяцев.
— Спасибо, Шэллом, — нисколько не удивившись подобному сообщению, закончил разговор Лейф.
Он связался с главным машинным отделением и приказал Бентли открыть силовые замки люков и шлюзов. Потом позвонил лейтенанту Хардингу, командиру пехотинцев, и разрешил выйти наружу четвертой части его личного состава при условии, что они возьмут с собой оружие и не будут отходить дальше пределов досягаемости орудий «Громовержца».
После этого он развернулся на своем пневматическом, кресле к иллюминатору, разместил ноги на небольшом выступающем подоконнике и стал спокойно созерцать инопланетный пейзаж. Уолтерсон и Пэскью с видом людей, наблюдавших за огоньком, бегущим по потянувшемуся к пороховой бочке бикфордову шнуру, нетерпеливо топтались рядом.
Снова позвонил Шэллом и доложил о результатах измерений гравитационного и магнитного полей. Через несколько минут он уже сам пришел в командирскую рубку с более подробной информацией об атмосферной влажности, барометрических колебаниях и уровнях радиации. Казалось, ему безразлично, что творится на окружающих корабль холмах, до тех пор пока это не зафиксируют его датчики. По его мнению, никакой реальной опасности не существовало, если она не отражалась на подрагивании стрелок или на светящихся бликах экранов.
Снаружи две сотни парней карабкались вниз по склону утеса и уже добрались до небольшой поляны со светло-зеленой растительностью; но это была не трава, а что-то похожее на стелющийся, переплетенный между собой стеблями клевер. Затем они стали гонять мяч, бороться, играть в чехарду или просто довольствоваться тем, что лежали на земле, глядя в небо и наслаждаясь солнечным днем. Маленькая группа отправилась к расположенной в километре безмолвной железной дороге. Люди обследовали ее, походили по рельсам, балансируя, как канатоходцы, вытянув руки в стороны, раскачиваясь и пытаясь сохранить равновесие.
Из команды Шэллома наружу вышли четверо. У двоих в — руках были лопаты и ведра, как у детей, собравшихся на пляж, третий нес ловушку для всяких козявок, четвертый тащил светоскоп. Первая пара занялась рытьем земли и выкапыванием клевера, затем приволокли все это на корабль для своих анализов и изучения бактерий. Ловец букашек поставил свой ящик и уснул рядом с ним. Светоскоп аккуратными зигзагами продвигался вокруг подножия утеса.
Спустя два часа прозвучал свисток Хардинга, приказывая всем возвращаться, и солдаты с неохотой поплелись назад. Теперь они снова были заперты в тесном пространстве корабля, где провели уже столько времени. За ними высыпали вторые двести человек и точно так же, как первые, дурачились, включая и эквилибристику на рельсах.
Когда и эта компания уже насладилась своей порцией свободы, зазвонил колокол кухни, возвестивший, что готов обед. Экипаж поел, после чего караул № 1 завалился на свои койки и уснул без задних ног. На лужайку выбежала третья партия солдат. Неутомимый Шэллом сообщил об обнаружении девяти новых разновидностей блох, ожидающих, чтобы их представили энтомологу Гарсайду, и тот каждый раз снисходил до того, что вылезал из постели.
Когда четвертая и последняя команда пехотинцев вернулись со своей двухчасовой прогулки, Пэскью уже все здесь осточертело. От недосыпания у него под глазами образовались круги, но его любопытство так и не было удовлетворено.
— Более семи часов ожидания на орбите, — пожаловался он Лейфу, — и еще восемь здесь. Всего около пятнадцати часов. Где это видно?
— Людям необходим был отдых, — ответил Лейф. — Первая заповедь капитана — забота о людях, которая должна превалировать над всеми другими заботами. Без этого нельзя решить ни одну задачу. Люди стоят больше, чем корабль. Они могут строить корабли, но корабли не могут создавать людей.
— Ну хорошо. Парни получили отдых, немного проветрились, их моральное состояние улучшилось, все в соответствии с лучшими психологическими методиками. Что дальше?
— Если ничего не случится, у них будет возможность выспаться. Сейчас отдыхает первый караул, два других тоже имеют право на это.
— Но это значит, что мы будем сидеть без дела еще восемнадцать часов, — запротестовал Пэскью.
— Необязательно. Неспешиты могут появиться в любой момент. Нельзя предположить, сколько их будет, какие у них намерения и как они собираются осуществить их. В этом случае все поднимутся по тревоге, и может завязаться такой бой, что вы запомните его на всю жизнь.
Лейф сделал рукой жест в направлении двери.
— А пока все тихо, ложитесь спать. Если заварится каша, другого такого случая, возможно, придется ждать долго. В нашем положении вымотанный человек — это бессильный человек.
— А как же вы?
— Как только Хардинг сможет меня сменить, я тоже упаду в кровать и попытаюсь сладко выспаться.
Пэскью недовольно фыркнул, вопросительно посмотрел на Уолтерсона, но с его стороны поддержки не получил. Уолтерсон засыпал стоя при одном упоминании о кровати. Пэскью снова хмыкнул, на этот раз громче, и вышел. За ним отправился и Уолтерсон.
Они вернулись в рубку через десять часов и нашли Лейфа свежевыбритым и отдохнувшим. В иллюминаторе был все тот же вид, что и раньше. Два десятка человек забавлялись на свежем воздухе под лучами солнца, которое, казалось, совсем не изменило своего положения. Та же безлюдная дорога и холмы, те же молчаливые, бесстрастно хранившие дух заброшенности железнодорожные пути.
— Вот хороший пример того, как из ничего получить нечто, — поучительно произнес Пэскью.
— О чем это вы? — осведомился Лейф.
— Город находится в четырнадцати километрах отсюда. Мы могли бы дойти до него за два часа. У них было больше чем достаточно времени, чтобы поднять тревогу, собрать войска и атаковать нас. — Он показал на мирный пейзаж снаружи: — Где же они?